«А откуда стало известно, если не секрет?»

Вот тут она наверняка промолчит либо сошлется на вездесущую прессу. Или на разговоры вокруг… Неужели и ее сумели уговорить? Лихо, однако, работают ребятки. И когда успели?

Впрочем, как умеют «уговаривать», этого Александру Борисовичу рассказывать не стоило. Но вот вопрос по данному поводу надо будет не забыть задать… в удобный момент…

За те два дня, что вдова уже провела в доме, правильнее сказать, в огромной квартире, занимавшей целиком этаж в бывшем монументальном обкомовском доме сталинских еще времен, все основные вещи успели упаковать в ящики, которые ожидали лишь прибытия контейнеров. А дальше куда, в Москву? Так она и говорила. «Не могу там жить» — это про Сибирь.

И теперь, если судить по ее озабоченности и какой-то странной даже отрешенности от всей прошлой жизни, Анна Васильевна потеряла всякий интерес и к следствию, и к тем, кто его проводит… в интересах установления истины. Надо ж такое придумать!..

Отсюда и снисходительная любезность — «Садитесь… Ах да, все уже упаковано, даже стулья… Давайте пройдем на кухню, там, кажется, остались табуретки. Чаю попьем… Эти переезды, знаете ли, верно замечено, как пожары!..»

И на все это без малейшей иронии взирал, расхаживая по многочисленным опустевшим комнатам, полковник Рейман в своем странном, допотопном мундире, будто он сошел с фотографии, на которой были запечатлены счастливые победители в мае сорок пятого…

А потом, уже за чашкой довольно скверного, ну разве что горячего, чая состоялся тот диалог, который сложился в голове Александра Борисовича, пока он наблюдал остатки предотъездной суеты, только войдя в бывшую теперь губернаторскую квартиру. На которую, между прочим, уже, оказывается, нашлись охотники из администрации. И это они ненавязчиво поторапливали Анну Васильевну с переездом, обещая любую посильную помощь в этом вопросе, вплоть до предоставления бесплатной контейнерной перевозки. Бедный Алексей Александрович! Он, поди, и в дурном сне представить себе подобное не мог бы…

Но диалог-то состоялся! И именно в том ключе, который, опять-таки, угадал Турецкий! И, значит, тут уже не просто складывалась череда случайных совпадений, здесь четко просматривалась вполне определенная закономерность. Которую и следовало бы обнажить, вытащить наружу, но как? А это зависело только от вдовы…

Рейман, как понял Турецкий, уезжал вместе с Орловой, поэтому и он был готов теперь ответить на все оставшиеся до сих пор без ответа вопросы следствия. О прошлом, конечно, только о прошлом! А вот о том, что произошло за последний год, он мог бы теперь лишь домысливать. Но делать это он не привык.

С него и решил теперь начать Александр Борисович, еще и с той целью, чтобы дать Анне Васильевне, как говорят, охолонуться, прийти в себя после сумасшествия этих двух дней. Пусть она послушает соображения Игоря Иосифовича, может быть, возникнут возражения, либо ей захочется и самой продолжить его мысли.

— Каждый из нас выбирает свою тропу в жизни, — начал Рейман, не подозревая, что именно на эту тему буквально час назад состоялся серьезный, хотя и краткий, разговор у Турецкого со следователем Серовым. — И нередко убежденно топает по ней, даже если она кому-то представляется ложной, то есть ведущей в тупик. И случается, что ты сам, пока не упрешься лбом в глухую стену, не можешь поверить, что совершаешь ошибку. Чаще — все-таки поправимую, но иногда, увы, — не оставляющую никаких надежд. К счастью, все подобные ошибки Алексея — назовем их теперь так — оказывались в конечном счете поправимыми, да, Аня?

Вопрос, как говорится, интересный…

Анна Васильевна помолчала, будто прикидывая, как ей выгоднее ответить в данный момент, потом утвердительно кивнула.