Но Жаннет была слишком быстрой для него. Она сделала шаг назад, одновременно схватив со стола острый как бритва нож для разрезания бумаг, похожий на кинжал. Он остановился, потому что острие кинжала коснулось его горла, как раз над воротничком рубашки, между кадыком и подбородком. Они с ненавистью смотрели друг другу в глаза. Ее губы растянулись в зверином оскале. Она скорее прорычала, чем сказала.

– Не останавливайся, Морис! Дай мне возможность закончить то, что начала моя мать!

Морис глубоко вздохнул и отступил назад. В этот момент дверь кабинета распахнулась, и в нее стали заглядывать люди.

– Тебе это так не пройдет! – визгливо прокричал он, стараясь овладеть собой. – Генерал пытался меня объегорить и умер. Как и твоя мать. Она тоже мертва. Тебе это так не пройдет!

Жаннет подняла глаза и увидела людей на пороге, глядящих на них в полном изумлении. Неожиданно она почувствовала, что силы оставили ее.

– Убирайся, Морис, – сказала она устало. – Иначе я прикажу тебя вышвырнуть.

Теперь и он увидел людей, толпящихся у него за спиной. Он оглянулся, потом снова перевел взгляд на падчерицу.

– Это еще не конец, – сказал он, на этот раз спокойно. – Когда-нибудь, когда ты меньше всего будешь этого ждать, ты мне заплатишь. Помни! – Он повернулся и вышел, изо всех сил стараясь выглядеть достойно. Люди расступились, молча провожая его взглядами.

Она опустилась на стул. К ней подошел Робер.

– Вы в порядке, мадам?

– Нормально, – ответила Жаннет. Она посмотрела на людей в дверях, на их белые испуганные лица. – Возвращайтесь на свои рабочие места, – резко приказала она. – Еще нет семи часов.

Служащие быстро исчезли. Она взглянула на Робера.

– Закрой дверь, – попросила она. – И налей мне коньяку.

– Слушаюсь, мадам, – сказал Робер. Через мгновение он вернулся с рюмкой в руках. Она залпом выпила. – Не могу ли я что-нибудь для вас сделать, мадам?

Жаннет почувствовала, как коньяк обжег горло.

– Да нет, спасибо, Бобби, – сказала она. – Оставь меня и не беспокойся.

Она дождалась, когда он закроет за собой дверь, потом положила голову на руки. Внутри у нее все дрожало, и она понимала, что, если бы вовремя не села, ноги бы подкосились.

Ничего не изменилось с детских лет. Стоило Морису гневно взглянуть на нее, как она оказалась на грани оргазма. Ужас, который она испытывала, был одновременно и наслаждением. Ее ненависть к нему могла сравниться лишь с ее страстным желанием быть им наказанной. Она ощутила, что вся мокрая.

Открыв ящик стола, достала оттуда пачку салфеток, задрала юбку и принялась вытираться. На платье тоже были мокрые пятна, так что придется переодеться. Медленно поднявшись, она пошла в ванную. Надо быстренько Припять душ, она сама чувствовала, что от нее пахнет.

Во второй раз за этот год на вечеринках в Париже говорили только о ней. В первый раз поводом послужил грек, теперь ее отчим.

Насколько невыносимым был холод этой зимой, настолько же невыносимой была жара, стоявшая в Париже в конце июля и начале августа, когда шел показ коллекций. В большом зале гостиницы „Де Вилль» было еще жарче. Во французских учреждениях в те времена еще не устанавливали кондиционеры.

Больше двухсот человек набились в зал, обычно вмещавший не больше сотни. Шампанское было теплым, а бутерброды расплылись. Все подступы к небольшому помосту в конце зала были забиты фотографами и репортерами. Присутствующие вздохнули, как один человек, когда на помост забрался потный человек в черном вечернем костюме. Церемония начиналась. Еще немного, и можно будет уйти.

Он заговорил в микрофон:

– Mesdames, Messieurs… – Ни звука.