На столике под зеркалом стоял серебряный поднос с визитными карточками Бонни. Лиз протянула руку, чтобы взять одну из них. Вдруг кровь застыла у нее в жилах. Она взглянула на себя в зеркало, но там, за ее собственным отражением возникло чье-то лицо. Видение было мгновенным — лицо исчезло, прежде чем она успела его разглядеть.
Возвращаясь на такси в офис, Лиз призналась себе, что сомнений быть не может: в зеркале материализовалось лицо Эдама Колиффа.
Бена Такера снова мучили кошмары, но они уже были не так ужасны. С тех пор как он нарисовал взрыв лодки и они с доктором Меган поговорили о том, что любой был бы потрясен, увидев такое зрелище, он почувствовал себя немного лучше.
Его даже не огорчало, что из-за визитов к доктору Меган он опаздывает на тренировку. Бен признался ей в этом.
— Ты радуешь меня, Бенджи, — сказала она. — Хочешь порисовать сегодня?
В этот раз рисовать было легче, потому что змея уже не казалась такой страшной. На самом деле Бен понял, что «змея» не похожа на змею. В своих последних снах он яснее разглядел ее.
Бен рисовал быстро, уверенными штрихами. Он был рад, что доктор Меган отвернулась и пишет что-то, не обращая на него внимания. Так было гораздо легче.
Он посмотрел на свою работу. Ему показалось, что рисунок хорош, хотя то, что он нарисовал, удивило его самого. Теперь он видел, что «змея» вовсе не была змеей. Просто ему так показалось, потому что он был очень напуган. Он видел не змею, соскальзывающую с яхты. Это было больше похоже на человека с чем-то вроде бумажника в руке.
В среду днем, выйдя из больницы, Дан Майнор направился в офис Корнелиуса Макдермота. Договариваясь о встрече, он понял, что Нелл уже говорила о нем со своим дедом, поэтому его звонка ждали.
Макдермот сердечно приветствовал его:
— Я слышал, вы с Нелл оба окончили Джорджтаунский университет.
— Да, я был старше ее на несколько курсов.
— Как вам нравится жить в Нью-Йорке?
— Здесь родились обе мои бабушки, и моя мать жила здесь до двенадцати лет. Я всегда чувствовал себя одной ногой здесь, а другой — в Вашингтоне.
— У меня такое же ощущение, — признался Макдермот.
Пока они разговаривали, Корнелиус понял, что Дан Майнор ему очень нравится. Другой бы на его месте вычеркнул из памяти бросившую его мать, бродягу и пьяницу.
— Посмотрим, может быть, мне удастся организовать поиски, — сказал он.
— Если она жива, я хочу взять на себя заботу о ней. Но я понимаю, что она уже могла и умереть. Если она умерла и похоронена на кладбище для бедняков, я хотел бы перенести ее прах в семейную могилу в Мэриленде. В любом случае и для дедушки с бабушкой, и для меня самого будет большим облегчением узнать, что она больше не бродит по улицам.
— У вас есть ее фотография? — спросил Корнелиус.
Дан открыл бумажник и вытащил фотографию, с которой никогда не расставался.
— У меня еще есть фотография с кадра из документального фильма о бездомных, который показывали по телевидению семь лет назад.
— Мы снимем копии и расклеим по городу, — пообещал Макдермот. — Я заставлю чиновников порыться в архивах.
Дан встал:
— Я очень благодарен вам, конгрессмен.
Макдермот знаком попросил его сесть:
— Друзья называют меня Мак. Сейчас уже половина шестого, можно начинать пить коктейли. Что предпочитаете?
Лиз Хэнли, тихонько войдя в офис, застала обоих мужчин, дружески беседующих за бокалом сухого мартини. Оба сразу заметили, что она выбита из колеи.
Макдермот вскочил:
— Что случилось, Лиз?
Лиз рухнула на стул. |