Если в былые времена покупатели охотно заполняли маленькую рыночную площадь и окружающий ее лабиринт узеньких мощеных булыжником улочек, то теперь они предпочитали новый супермаркет на окраине городка. Старые, некогда процветающие магазинчики в центре опустели, их хозяева разорились. Строительные фирмы скупали здания, и обветшалые дома один за другим перестраивались, чтобы снова быть проданными, на этот раз — новому поколению бизнесменов, открывающих в центре города свои фирмы, банки или, как отец Шерон, риэлтерские конторы.

Дом, который стоял сейчас в лесах, всегда нравился Шерон. Ее особенно огорчало и раздражало то обстоятельство, что дом попал в руки одного из самых жадных и беспринципных застройщиков. Шерон, конечно, не могла спорить с отцом, когда тот напоминал, что людям нужно зарабатывать на жизнь, а приток новых инвестиций и открытие новых фирм создадут в городе новые рабочие места. Но многие горожане разделяли точку зрения Шерон, был даже создан специальный комитет, занимавшийся защитой памятников истории и архитектуры, и многие старые здания удавалось сохранить. Многие, но, увы, не все.

Как Шерон узнала от отца, ее любимый дом был уже продан какому-то бизнесмену из Бостона, который планировал перевести сюда свою фирму. Шерон внутренне содрогнулась, отчетливо представив, во что превратится дом после «модернизации» в соответствии со вкусами нового владельца. От былой элегантности, пусть поблекшей со временем, но по-прежнему исполненной подлинного благородства, не останется и следа.

Пока Шерон с грустью взирала на стены, зияющие пустыми глазницами окон, из которых уже вынули рамы, ее окликнули от парадной двери.

— Будь я проклят, если это не Шерон, и такая же неотразимая, как всегда! Не меня ли высматриваешь, красавица? А я как раз собирался отчалить. Пошли со мной, перекусим вместе, а?

Шерон застыла на месте, проклиная собственную глупость. И зачем она только остановилась? Можно было догадаться, что по закону подлости Седрик Уэбстер выйдет из дома как раз тогда, когда она стоит рядом. Факта, что именно его фирма занималась перестройкой дома, было вполне достаточно, чтобы вызвать неприязнь Шерон, но, кроме того, Седрик был неприятен ей сам по себе — чванливый, высокомерный и в то же время вульгарный. Имея жену и троих детей, этот тридцатипятилетний тип почему-то считал себя вольной пташкой и вел себя как закоренелый холостяк.

По какой-то неведомой причине Седрик в последнее время постоянно преследовал Шерон, хотя та ясно дала понять, что считает его неуклюжие заигрывания неприятными и даже оскорбительными. Седрик никогда бы ей не понравился, даже не будь он женат. Высокий, чересчур полный, с маленькими близко посаженными глазками, он имел обыкновение смотреть на Шерон таким похотливым взглядом, что ее передергивало от отвращения.

Стараясь не выходить за рамки вежливости, она холодно осадила мужчину:

— Нет, я вовсе не вас высматривала.

— Неужели не меня? Ай-ай-ай, какая жалость!

Под его сальным взглядом Шерон залилась гневным румянцем. К несчастью, работая в фирме отца и занимаясь торговлей недвижимостью, она была вынуждена время от времени иметь дело с Седриком. В таких случаях Шерон держалась предельно холодно и официально, стараясь не давать ему ни малейшего повода вообразить, будто его нескрываемый интерес вызывает у нее что-то, кроме отвращения. Понимая ее чувства, отец предлагал Шерон свести контакты с этим неприятным деловым партнером к минимуму. Однако девушка отказалась от помощи: не может же она всю жизнь прятаться за спину отца. Ей неминуемо придется сталкиваться с субъектами вроде Седрика Уэбстера, поэтому нужно научиться относиться к этому как к одной из неизбежных неприятностей.

Стройная и гибкая, Шерон, несмотря на высокий рост, производила впечатление хрупкого существа, чему способствовало и изящное личико в форме сердечка, обрамленное блестящими пепельного цвета волосами, подстриженными «каре».