Брук тщетно старалась придумать, что еще сказать. Не существует готовых сценариев окончания телефонного разговора, после того как тебя уволили, особенно когда ты еле сдерживаешься, чтобы не заорать: «Ну и пошла ты!..» Повисла неловкая пауза.

Маргарет прервала ее:

— Брук, ты слушаешь? Давай поговорим, когда ты придешь забирать вещи.

Слезы потекли ручьем. Брук могла думать только о неизбежной истерике визажистки.

— Хорошо, тогда я зайду на неделе. — И, не зная, что добавить, Брук проронила: — Спасибо за все.

Почему она благодарит женщину, которая только что ее уволила?

— Всего доброго, Брук.

Нажав «отбой», Брук долго не мигая смотрела на телефон, медленно осознавая ужас произошедшего.

Уволена. Впервые в жизни. Позади бесчисленные подработки нянькой еще в средней школе, раздатчицей йогурта в старших классах, летняя работа официанткой в кафе «Фрайдис», три семестра в качестве экскурсовода по университетскому городку в Корнелле и бесконечно долгие часы интернатуры в аспирантуре. И вот теперь ее, профессионального диетолога, бесцеремонно уволили. Заметив, как дрожат руки, Брук взяла стоявший поблизости стакан воды.

Горькие, жестокие мысли терзали ее, отчего становилось только хуже. Этого никогда бы не произошло, если бы она не ставила интересы Джулиана превыше всего. Вечно надо следовать за ним, сопровождать его, поддерживать, иначе они не будут видеться месяцами. Ситуация просто не укладывалась в голове. У Брук стиснуло горло.

Она выпила воду, поставила стакан и вздохнула так глубоко, насколько позволяло платье. На следующей неделе она придет в больницу и будет унижаться, умолять и обещать, пока не убедит руководство, что серьезно относится к работе, но сейчас надо взять себя в руки и перестать об этом думать. Промокнув потекшую тушь теплой губкой, Брук поклялась сделать все, чтобы Джулиан ничего не заподозрил. Сейчас нужно отмечать его успех, разделять волнение и предвкушение удачи, купаться во всеобщем внимании, смаковать каждый момент сегодняшнего вечера.

Долго ждать не пришлось. Через пару секунд дверь открылась, и вошел Джулиан, еще более измотанный и напряженный, чем обычно, — должно быть, виной тому были волнение и костюм с облегающей, наполовину расстегнутой рубашкой, открывавшей чуть не полгруди. Брук заставила себя улыбнуться.

— Привет! — сказала она, покрутившись на месте, чтобы показать платье. — Что скажешь?

Джулиан вымученно улыбнулся, явно думая о другом:

— Вот это да! Прелестно выглядишь.

Брук уже хотела сказать, что после стольких усилий ожидает от мужа куда больше восторгов, но всмотрелась в его лицо и промолчала. Гримасничая, словно от боли, он опустился в обитое бархатом кресло.

— Ты очень волнуешься, да? — спросила Брук, подходя. Она попробовала опуститься на колени рядом с креслом, но платье было слишком узким, и ей пришлось стоять. — Какой красивый костюм, тебе очень идет!

Джулиан молчал.

— Иди ко мне, любимый, — проникновенно сказала она, взяв его руку в свои. Брук чувствовала себя немного фальшиво, притворяясь, будто все нормально, но так было нужно. — Волнение — совершенно естественно, но сегодняшний вечер будет…

Выражение глаз мужа заставило ее замолчать на полуслове.

— Джулиан, что случилось? Что?

Он пригладил волосы пальцами и глубоко вздохнул. Когда он наконец заговорил, от его глубокого ровного голоса у Брук по спине побежали мурашки.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — произнес он, глядя в пол.

— Хорошо, говори.

Он медленно вдохнул, выдохнул, и Брук вдруг догадалась: его состояние не имеет ничего общего с волнением. Перед ней мысленно промелькнули картины возможных несчастий, одно страшнее другого: у него нашли рак или опухоль мозга, болен кто-то из его родителей, кто-то разбился на машине… Господи, а если что-нибудь случилось с ее родней? Маленькая Элла? Мать?.