— И еще я нашел послание, продиктованное Мари-Пьер в 2003 году.
Все глаза обращаются к почтальонше, которая усердно подбирает хлебом соус с тарелки. Та удивленно пялится на Луи.
— В 2003-м? Разве я тогда уже была среди вас?
— Конечно, ты же ушла из сортировочного Центра в 2002-м, — напоминает ей Джонатан. — В тот год я как раз встретил Луи.
— Ох, как время-то летит! — вздыхает Мари-Пьер.
— Скоро явится тот, кого мы ждем, — читает Луи, взволнованно разбирая почтальоншины каракули, — тот, кто странствует под своим именем…
— Нет, вы только подумайте! — торжествующе восклицает Пикар-сын. — Он решил возродиться под именем Тальбо, чтобы я узнал его, когда придет день!
Я удерживаюсь от сообщения, что меня нашли на помойке. Чиновник DDASS был страстным любителем ралли: вместо того, чтобы нарекать подкидышей нормальными, человеческими именами, взятыми, как это водится, в своей семье, он присваивал им названия автомобильных марок — Ланчия, Лотус, Матра… Наш приют напоминал гараж подержанных машин. Но что толку приводить такие аргументы в этой компании?! Торговец хищными козявками наверняка возразит, что если бы меня звали Порше, пророчество велело бы ему вывести из сарая автомобиль марки «Каррера».
Тем временем повар, он же уборщица, он же барон, завершает чтение:
— Будучи связан с историей замка, он исправит, с вашей помощью, роковые последствия своей прошлой жизни, снимет оковы с неприкаянных, обреченных на муки душ, и вернет им счастье, коего они были лишены на протяжении долгих веков.
В трапезной опять воцаряется сосредоточенное молчание. Старик Пикар встает, чтобы подбросить в камин полено, и желает мне стойкости духа.
— Трудно поверить: Изабо нашла своего Гийома только потому, что местная булочница настрочила донос на Green War! — восхищенно твердит ПГД.
К моему великому изумлению, он вдруг срывается с места, подбегает ко мне, заставляет встать и крепко обнимает, уткнувшись мне в грудь головой и повторяя: «Спасибо, спасибо!» Я стою как дурак, не зная куда деваться.
— Это надо вспрыснуть! — ревет Пикар-отец, откупоривая новую бутылку.
— Но где же человек в черном, с перерезанным горлом? — невозмутимо вопрошает его жена, не отрывая глаз от тарелки.
— Перестань, мама! У нас такая радость, а ты… Это история любви, забудь хоть сейчас о той войне!
Маврикийка пропускает мимо ушей его упреки и, отодвинув кончиком вилки кусок мяса, пристально разглядывает соус.
— Монах… — сообщает она, высмотрев что-то в тарелке. — Он указывает мне на Изабо. Он плачет…
ПГД тотчас вытаскивает из кармана свой маятник, мысленно задает ему вопрос и напряженно ждет.
— Да, это монах! — верещит он, глядя на бешеное вращение медного шпенька. — Это исповедник Изабо! Я слышу, как он называет себя — аббат Мерлем! Ему больно… погодите-ка… да, ему невыносимо больно! Он безнадежно застрял здесь! «Спасибо тому, кто меня убил!» Он непрерывно повторяет: «Спасибо тому, кто меня убил!»
Маятник выскальзывает из его рук и шлепается в соус. Все обращают на меня взгляды, исполненные мрачного подозрения. Изображая спокойствие, я осушаю бокал, в энный раз наполненный стариком, и невозмутимо спрашиваю у него, где это он раздобыл такое славное винцо.
— Это «марго». Но не заблуждайтесь, молодой человек: в Средние века «спасибо» означало скорее жалость, нежели благодарность.
— Минуточку, минуточку! — перебивает его Морис, лихорадочно отчищая от соуса свой маятник, которому задает следующий вопрос: «Кто ваш убийца, господин аббат?»
Мертвая тишина, только в камине потрескивают поленья. |