Я настигаю ее в столовой гигантских размеров, шестиметровой высоты, с темными деревянными панелями, древними витражами и монастырским столом посередине. Дама плюхается на один из трех десятков стульев времен Людовика XIII с голубой кожаной обивкой, раскрывает свою книжечку и протягивает мне ручку. Я смущенно разъясняю, что она ошиблась: я здесь не живу, просто заехал по делу. Но она не реагирует: ее застывший взгляд устремлен в пространство, на губах играет все та же улыбка, а рука настойчиво тычет мне шариковую ручку.

Я снова медленно и настойчиво говорю, что не являюсь обитателем этого дома.

— О нет, являетесь!

Удивленный ее многозначительным тоном, я еще раз уточняю ситуацию. Дама скептически хмыкает, не разжимая губ и глядя мимо меня, как будто услышала забавную шутку в своем плеере. Она сидит неподвижно, скованно, однако на ее лице написана странная безмятежность. Неожиданно она вздрагивает, отфыркивается — шумно, как гиппопотам, — вскакивает со стула и мощной рукой хлопает меня по плечу, со словами:

— Это хорошо, что вы сюда вернулись.

Я отвечаю, что являюсь налоговым инспектором при исполнении служебных обязанностей и в данный момент разыскиваю одного из руководителей Green War, дабы предъявить ему обвинение в сокрытии доходов. Почтальонша выслушивает меня с какой-то жадной радостью.

— Неплохо, неплохо, мне нравится, — заключает она так, будто я пересказал ей сюжет фильма. — Вас как зовут — Жером? Или Гийом?

— Меня зовут Жан-Люк.

Я произнес это довольно едким тоном, надеясь вывести ее наконец из заблуждения. Но это ее ничуть не смутило, и она продолжает, таинственно понизив голос:

— Вы неразрывно связаны с этими стенами; здесь есть одна особа, которая ждет и призывает вас с такой силой…

Я прерываю ее бред саркастическим замечанием, что вряд ли налогоплательщики, застигнутые внеплановой проверкой документов, способны так пылко, как она утверждает, томиться по инспектору, ведущему их дело.

— Сколько уж веков она зовет вас к себе! Не заставляйте же ее ждать еще дольше! — со слезами в голосе восклицает почтальонша и выплывает из столовой, забыв на столе свою квитанционную книжку. Внезапно я осознаю, что остался в одиночестве, самовольно проникнув в частное владение проверяемого — то есть хозяина Green War, — при отсутствии оного (и эта женщина — тому свидетель!), а значит, рискую дать повод к аннуляции нашей процедуры, — ведь моя проверка не затрагивает ОТН. Торопливо схватив книжку я бегу следом:

— Мадам! Вы забыли свою…

Почтальонша даже подпрыгивает от неожиданности, как будто лишь сейчас обнаружила мое присутствие. Резко обернувшись, она с презрительной гримасой выхватывает у меня квитанции и кричит:

— Мерзавец!

После чего вихрем устремляется во двор, садится в машину, яростно хлопает дверцей и отчаливает. Я гляжу, как желтый фургончик ПТТ катит прочь по тополиной аллее. Меня смущает не столько загадочное поведение этой почтовой ясновидицы, видимо, просто одуревшей от долгих разъездов по округе, сколько громкое тарахтение мотора. Как случилось, что я не услышал ее приезда? Неужели меня настолько поглотило созерцание старинного холла?

— Жан-Люк!

Это Рафаэль, зажав подмышкой свой ранец, семенит по скрипучему гравию в мою сторону; подойдя, он торжественно объявляет, что не встретил ни единой живой души, и, судя по моему ошалелому виду, я тоже, а, значит, разумней всего сходить пообедать в «Золотом фазане», а уж потом вернуться в замок.