В лучшем случае им, перед тем как надеть колодки, выкалывали глаза. Разумеется, те времена невозвратимо прошли, но чтобы чужеземец открыто заявлял о своих кощунственных притязаниях, да еще брал в пособники священнослужителя, такого падения нравов старик и вообразить не мог. Он даже лишился на какое-то время речи. Перехватив дыхание, кольнуло в груди и дерганьем отдалось под лопаткой.
— Но ведь вы не дойдете до цели, — теперь верховный объединил в своем сознании иноземного богача и одураченного им простака йога, проникшись брезгливой неприязнью к обоим. — Вас ожидает плохой конец, низвержение во тьму гнусных перерождений.
— Я дойду, — бесстрастно возразил Норбу.
— Никто не знает дорог в низине.
— Я ощущаю притяжение, как иголка — магнит.
— Там, где сможет уцелеть такой, как вы, — Нгагван не сомневался в словах пришлого ламы и понимал, что тот сумеет преодолеть любые препятствия, — да, где пройдете вы, чужеземец погибнет. Не страшно вам вести на верную смерть других? — попробовал он зайти с другого конца.
— Я никого не веду за собой, — бестрепетно ответил Норбу. — У нас одна дорога, но разные цели. Каждый вправе следовать собственным путем, и никто ни за кого не в ответе.
Возразить было нечего. Норбу Римпоче ни на шаг не отступил от духа и буквы буддийской этики.
— А если чужестранцы одержимы злой волей? — решился высказать предположение старик. — Если они принесут гибель многим живым существам?
— Я не почувствовал этого, — твердо ответил йог.
— Но это чужие люди.
— Он знает наш язык.
— Душа не нуждается в языке.
— Он знает наш закон.
— Знать — это значит жить. Мало просто помнить четыре высокие истины. Ведь даже птицы запоминают слова… Как живут эти люди?
— По-своему… Но он уважает наши обычаи и всем сердцем тоскует о нашем прошлом.
— Завидую вашей способности читать сердца… Хранит ли он в себе три сокровища? — Столкнувшись с твердой уверенностью йога, верховный немного успокоился. Первоначальная неприязнь постепенно уступала место любопытству. Спросив о трех сокровищах — Будде, законе и монашеской общине, старик уже готов был смириться с мыслью, что чужеземец следует путем спасения. Если так, то понятно, почему сам бутанский король согласился взять его под свое высокое покровительство. Такой человек мог, не осквернив святынь, спуститься в долину. На свой страх и риск. Взяв на себя полную ответственность за последствия подобного деяния, которые могут проявиться и через тысячи лет… — Он ведет себя как монах? — на всякий случай спросил верховный, интересуясь более формальным обетом, нежели образом жизни. Ему ли было не знать, что правила иных красношапочных сект допускали множество послаблений, вплоть до супружества.
— Как мирянин, — отрицательно мотнул головой Норбу. — И по обычаю своего народа… Но поступает как почитатель, знающий закон.
— Почему?
— Он слышит зов, хоть и не понимает его.
— Не понимает, но следует, — старик уже не спрашивал, а утверждал, зарядившись чужой убежденностью. Но если Норбу хранил полное равнодушие, то верховный лама не таил, что в нем светлеет и согревается сочувствие.
— Путь его долог и достоин почитания, — подтвердил йог. — Как и ваше высокопреподобие, он ищет заслуг в учености. Ему ведом тайный язык
калачакрыnote 13, мандалы, и знаки на наших камнях он читает как великий пандит. Поэтому в «Тигровом логове» его приняли как брата и допустили к участию в диспутах. |