— Ах, ты читал! Он читал, видите ли! А я, к твоему сведению, видела собственными глазами, — она отерла кулачком вновь выкатившуюся злую слезу.

— С тобой сейчас трудно говорить, кошечка, — страдая, вынужден был временно отступить Томазо Валенти. — Успокойся, приди в себя, и мы продолжим нашу маленькую дискуссию, — он даже отмерил пальцами крохотный промежуток. — Уверен, что здравый смысл восторжествует.

— Дурак! — впервые назвала так мужа молодая синьора.

— Ты перепугана и поэтому не в себе! — непроизвольно повысил голос Валенти и помрачнел, замыкаясь.

— А я разве спорю? Но ведь ты даже не желаешь понять по-че-му, — яростно сдув со лба упавшую прядь, произнесла она по складам. — По-че-му именно я испугалась!

— Ну, почему, почему?

— Да потому, что я все время думала об этом несчастном! Не знаю, отчего, но мне было безумно жаль его! Он умер, как преданная собака, готовая по знаку хозяина броситься в огонь, в ад — не знаю куда! Понимаешь?

— Допустим, ну и что?

— Вот он и явился ко мне, потому что не мог успокоиться даже в могиле.

— Ты-то тут при чем?

— При том! Монах даже не взглянул на него и, взяв письмо, переступил через тело, а я пожалела и…

— Вздор! Бабские бредни! — вспылил нетерпеливый, как все подагрики, Валенти. — У тебя слишком разыгралось воображение. Советую проглотить пару таблеток эодиума. Вы куда? — спросил он по-тибетски, заметив, что Норбу встал и перебросил через плечо шкуру.

— Мне пора.

— Но ведь мы решили сделать небольшую передышку!

— Меня зовет дорога. Тянут святые места.

— Вы, право, застали нас врасплох, преподобный, — заметался Валенти, нервно потирая руки. — Может быть, обождем хоть до утра? А то так, знаете ли, внезапно…

— У вас своя дорога, у меня — своя.

— И вы так просто готовы нас бросить? Посреди дикого поля?.. Ну что ж, выбирайте любого яка, а мешки с цзамбой…

— Я так дойду, — отрицательно покачал головой йог. — Теперь мне, чувствую, не понадобятся ни яки, ни продовольствие.

— Вы из-за этого?.. — Валенти поежился. — Из-за кармического видения?

— Возможно, оно не было кармическим.

— Что же тогда?

— Видение санскары. Частицы света, принявшие облик. Это шимнусы — противники нирваны — омрачают наши глаза. Пусть успокоится белая леди: ничего не было.

— Как ничего? — Валенти удивленно оттопырил нижнюю губу, что являлось знаком полнейшей растерянности.

— Так — ничего… Нет ни света, ни глаза, но лишь одна пустота. Поэтому и духа не было.

— Стоп, стоп! — запротестовал подкованный в метафизических прениях профессор. — Но ведь и пустота, так сказать, санскритская шуньята, тоже тогда не более чем личное представление? Вам придется это признать, преподобный.

— Это так, — согласился Норбу. — Она сначала была, а потом не будет, прежде не была, а затем является. Ее порождает лишь сила видения, которая и есть единственная истина. Как разлившиеся воды, обнимает она прошедшее, настоящее и будущее.

— Самадхи беспредельного видения! — как ребенок обрадовался профессор, горя нетерпением поймать оппонента в ловушку. — Так, так, так, дражайший коллега… Однако, мой друг, на иной, уже высшей ступени сила видения тоже покажется вам призраком.