— Ее и не было здесь… до вас.

— Да, я понимаю… Вместе с ней растаяла и пропасть, залитая туманом.

— Короче говоря, произошло то, чего вы желали?! — выкрикнул Макдональд, убеждая больше, нежели спрашивая.

— Вероятно, — не слишком уверенно ответил американец. — Я не помню… Теперь.

— А бронза у вас в комнате? Вы ее сами упаковали?

— Кажется…

— Своими руками сколотили ящики? Обили их жестяной полосой? У вас есть молоток? Гвозди?

— По-моему, есть, — напряженно вспоминая, кивнул Смит. — Были в одном из вьюков…

— Черта с два были! — раздраженно передразнил Макдональд. — Что я, не знаю наш груз?.. Ящики, кстати сказать, сколочены без единого гвоздика. Я проверил.

— То есть как это?

— А я знаю?.. Может быть, склеены чем-то…

— В этом нужно хорошенько разобраться, Чарли, — озабоченно потряс головой Смит, словно сбрасывая сонную одурь. — Я очень хочу сохранить свою бронзу.

— И я тоже, — непроизвольно признался Макдональд.

— Как, и у вас появилась бронза?

— Нечто в этом роде, — австралиец неопределенно покрутил в воздухе пальцем. — И я, право, не менее вас озабочен сохранностью, а вернее, стабильностью… груза.

— Эти вещи реальны, Чарли, — понимающе кивнул Смит. — Во всяком случае, они построены из атомов, как мы сами, как окружающая нас природа… У меня есть портативный спектрометр, я проверял.

— Звучит обнадеживающе, ежели вам не приснилось все это: статуэтки, проверка, спектрометр.

— А ваша жизнь не приснилась вам, Чарли? Что, если мы снимся сами себе?

— Ну, такое вообще не поддается проверке. Поэтому бог с ней, с философией. Я, знаете ли, до самого последнего момента был убежденным материалистом, хотя и посещаю, ради приличия, приход… Изредка, надо сказать, и весьма…

— Я тоже, коллега, но раньше у меня не было ни малейшей надежды на, так сказать, иное существование.

— А теперь? — с неожиданным волнением тихо спросил Макдональд.

— Может быть, я и ошибаюсь, но мне кажется… Ах, я не знаю, что мне кажется, Чарли, но я безумно дорожу возникшим предчувствием… Тенью…

— Каким предчувствием?

— Не хочется говорить. Не обижайтесь.

— Боитесь спугнуть?

— Может быть.

— Внезапно проснуться посреди привычного убожества?

— Не убожества — ада.

— Пустая игра словами?

— Нет, Чарли, мое кредо. Зная, что впереди у нас только небытие, легче переносить страдания, согласитесь.

— Мы живем в аду, искупая чужие грехи, но, по счастью, наш приговор не бессрочен?

— Можно сформулировать и так.

— Банально.

— Жизнь человека вообще довольно банальна и порядком бессмысленна, вам не кажется? С бессмыслицей, кстати, так же трудно примириться, как и с собственным уничтожением. Невольно спрашиваешь себя: зачем?

— И у вас есть подходящий ответ?

— Еще несколько дней назад я бы с полной уверенностью ответил «нет», Чарли, а теперь — не знаю…

— Значит, вам примерещился призрак рая. Как дурачку Аббасу, соорудившему этакий, знаете ли, уютный серальчик. С Аббаса что взять? Болван, темный, полуграмотный человек, но вы-то, вы, Бобби, понимаете, надеюсь, что эти девки умеют лишь страстно стонать да вскрикивать по-птичьи в надлежащий момент?.