А что случилось с этим офицером, его наказали?

— Наказали? За что? Он выполнял свою работу. Да, он зануда, да — он формалист, но он действовал согласно имеющихся у него инструкций и не превышал своих полномочий. Поверьте, как бы не были неприятны такие люди, но именно благодаря им существует любая, работоспособная организация. Так что, на момент нашего отбытия он продолжал свою службу без всяких осложнений.

(Примечание автора. На самом деле, эти кадры по требованию цензора были выброшены из фильма. А жаль…)

Скажите, мисс Годес, как вы оцениваете влияние фильма с пропагандисткой точки зрения, на авторитет армии?

— Авторитет армии в СССР всегда был высок, но сейчас же он вообще не имеет прецедентов. Разве что, можно сравнить с волной патриотизма, когда фашистская, гитлеровская армия напала на нашу страну. Военкоматы завалены заявлениями призывников, с просьбами направить их на прохождение службы именно в войска ВДВ и морской пехоты. Кроме того, в одно из наших самых прославленных, военных заведений — Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище, конкурс возрос до пятидесяти человек на место. Так что, меня — как гражданина моей Великой страны, это может только радовать.

Глава 36

— Как там Богиня? Приглядываешь, за ней? — спросил Брежнев, выпуская колечки дыма и меланхолично наблюдая, как они плывут по воздуху.

— А куда без этого, — ответил Семичастный, наблюдая за Ильичом, — Всё как ты сказал, наблюдать, не мешать, фиксировать все, что она делает и что происходит в ближайшем её окружении.

— Это хорошо. Есть что-то новое?

— Нет, нового ничего. Выступает, фильмы сняла новые. Ну, это ты видел и сам. Особенного ничего не было.

Неожиданно, Брежнев развернулся к Семичастному и, вперев в него взгляд, усмехаясь, спросил:

— Ну, что Володя, когда убивать-то меня будешь?

Семичастный, растерялся на мгновение, внутри что-то ухнуло вниз, похолодело… Как он узнал?! Накатила паника и тут же схлынула — поздно бояться. Наконец, собравшись мыслями, он решился. Посмотрев в глаза Брежневу, чётко и раздельно ответил:

— Никогда.

— А что, были мысли? Были, ведь. Что тебя удержало?

— Были, — честно ответил Владимир Ефимович, — Когда ты притолкнул вместе с Косыгиным этот Закон, о частном предпринимательстве, я подумал — всё, скурвился Лёня, предал Партию. Но, пока готовился, пока решался… Всё как-то наладилось, народу понравилось. Я решил обождать. А следом, новый закон — об оружии и статусе государственного служащего. Я чуть с ума не сошёл, когда узнал, сколько людей погибло буквально в первый месяц. Я думал, ты с ума сошёл! И уже совсем было решился тебе устроить несчастный случай, но… Решил подождать и снова — всё наладилось. Я смотрю на людей и не узнаю их. Патриотизм такой, что дай команду — океан переплывут и порвут любую гниду, кто косо на СССР посмотрит. Преступлений в государстве мало, да что там — их почти нет, так… мелочи. А какой-то год назад? Мда… И я понял, что я просто ничего не понимаю в новой политике. Или отстал или внезапно постарел. Ну, вот, теперь ты всё знаешь. Что теперь? Отставка? Или…

— Никакой отставки и никаких 'или', - ухмыльнулся Брежнев, снова откидываясь на спинку кресла, — Да и не успел бы ты.