Как же она могла так поступить? Как она могла? И вот теперь она была достаточно наказана за то, что трусливо сбежала из дома. Она повела себя невежливо, даже хуже, по отношению к другому человеческому существу, которое ничем ее не обидело и не причинило никакой боли.

Вероятно, думала Энн, снова возвращаясь к дому, это был проходивший мимо незнакомец, который случайно забрел на землю герцога. Возможно, она больше никогда не увидит его.

Она презирала себя за то, что надеется на это.

Подходящим для нее наказанием было бы отправиться спать голодной, думала она, подойдя близко к дому и чувствуя, как ее желудок урчит от голода.

Всю ночь Энн никак не удавалось выбросить из своей головы мысли об искалеченном мужчине. Она не спала и думала о нем.

Бедняга. На что это похоже, жить с такой болью и уродством у всех на виду? Ох, и быть от этого таким одиноким!

Бедняга.

Но такая красота! Такое физическое совершенство столь жестоко разрушено!

Сиднем наблюдал за тем, как женщина уходила. На мгновение он подумал было пойти вслед за ней, но так он мог только усилить ее панику.

К тому же, он вообще не испытывал по отношению к ней никаких дружеских чувств.

Кто, к дьяволу, она такая? Вероятно, леди Аллин Бедвин? Она была единственной из всех жен Бедвинов, с кем Сиднем еще не был знаком. Но что она здесь делала одна? Почему с ней не было Аллина? И разве никто не предупредил ее, каким чудовищем был управляющий Бьюкасла?

Он был в другом мире. Точнее, он был в этом мире, но глубоко погруженный в последние бесподобные мгновения уходящего дня, когда солнце уже скрылось за горизонтом на западе, а ночь еще не вполне наступила. Это было изумительное сочетание серого и серебряного великолепия. Правая рука Сиднема зудела от желания покрепче обхватить кисточку, чтобы запечатлеть эту картину так, как он ее видел и ощущал. Но Сиднем сопротивлялся порыву согнуть пальцы этой руки, зная, что, попытавшись сделать это, он опять должен будет признаться себе, что это всего лишь иллюзия, что его правой руки, так же, как и его правого глаза больше не существует. И нет никакой кисточки. Ему пришлось бы признаться себе, что его видение действительности искажено, отсутствуют глубина и перспектива, сужено поле зрения – один глаз не давал верной информации его душе художника.

Но еще не наступил момент для такого признания. Красота все еще приводила его в восторг. Сиднем все еще был поглощен иллюзией счастья.

И вдруг что-то, что он уловил что-то краем глаза, а может быть, звук шагов, вернуло его в действительность (заставило его очнуться). Появилось ощущение, что он больше не один.

И когда Сиднем обернулся, там была она.

Или, возможно, возвращение к реальности произошло спустя мгновение после того, как он повернулся.

За мгновение до того, как это случилось, эта женщина, стоявшая на тропинке, казалась частью красоты этого вечера. Она была высокой и стройной, как ива, ее плащ развевался на ветру, открывая взору более светлое платье под ним. На ней не было головного убора. У нее были светлые волосы, возможно даже – белокурые, овальное лицо и прекрасные голубые глаза, хотя, говоря по правде, он видел все это одним глазом с расстояния двадцати футов, и поэтому не мог быть абсолютно уверен в правильности своего суждения, особенно в том, что касалось цвета ее глаз.

Эта женщина казалась воплощением красоты. На минуту Сиднем подумал…

О чем он тогда подумал?

Что она вышла из ночи, словно воплощение его мечты?

Было глупо даже предполагать нечто подобное, но, вероятно, именно такими были его мысли, прежде чем его резко вернули в реальность.