– А теперь отдохните, – сказала она, когда Энн отступила.

– Да, мама, – кивнула Энн.

Потом дверь закрылась, и она осталась наедине с Сиднемом.

– Прости, – сказала она, – но мне кажется, что я сейчас заплачу.

– Энн, – он тихо рассмеялся, обняв ее рукой и прижав ее голову к своему плечу. – Ну, конечно, заплачешь.

– Неужели снова рисовать для тебя тоже было так тяжело? – спросила она.

– Да, – твердо ответил он, целуя ее волосы. – И будет еще больнее. Я только приступил, и первая попытка была ужасна. Но я не собираюсь останавливаться. Я начал и буду продолжать – чтобы либо провалиться, либо достичь успеха. Но неудачи не имеют значения, потому что они лишь заставят меня стараться еще сильнее, как это всегда бывало. И даже если я никогда ничего не добьюсь, по крайней мере, буду знать, что пытался, и что я не прятался от жизни.

– Наконец-то, – сказала она, – я тоже перестала прятаться.

– Да, – сказал он и снова тихо засмеялся. – Перестала. Это верно.

И, наконец, она зарыдала.

ГЛАВА 22

И семейство младших Джуэллов, и Арнольды оставались в доме родителей Энн не до утра, как собирались, а дольше.

Дэвид был на седьмом небе от счастья. Хоть он и позвал однажды утром Сиднема, чтобы порисовать вместе, пригласив с ними и Аманду, все остальное время мальчик с удовольствием проводил в обществе своих кузенов, в особенности – Чарльза Арнольда, который был всего лишь несколькими месяцами младше его самого.

Сиднем несколько раз выезжал верхом вместе с другими мужчинами, после того, как те через Дэвида выяснили, что он может это делать. Сиднем обнаружил, что все они хотят познакомиться с ним поближе. Сид еще до встречи испытывал к ним неприязнь – и к старшему мистеру Джуэллу не в меньшей степени, чем к Генри Арнольду. Но хотя он и был охвачен гневом, выслушивая то, что родственники Энн говорили ей в первый день их встречи, при более близком знакомстве Сиднем обнаружил, что все они были вполне обыкновенными, по сути своей – довольно дружелюбными джентльменами, с чьими взглядами на жизнь и справедливость он мог иногда не соглашаться.

Дни Энн проводила по большей части со своей матерью, сестрой и невесткой, а вечера – со всеми остальными родственниками. Казалось, что все они прилагают совместные усилия, чтобы вновь почувствовать себя одной семьей.

Это займет некоторое время, предположил Сиднем, вспоминая, сколько месяцев потребовалось ему и Киту, чтобы вновь почувствовать себя совершенно комфортно в обществе друг друга после периода их долгой отчужденности, возникшей после его возвращения с Полуострова. Но ему казалось, что Энн и ее семья уже смогли наладить свои отношения, и что последние темные тени исчезли из ее жизни.

Энн выглядела счастливой.

А он сам? Он все время вспоминал то, что Энн сказала Арнольду в день их приезда в гостиной:

«Если бы я вышла за тебя, то никогда не смогла бы стать женой Сиднема. И лишилась бы шанса стать в этой жизни счастливой».

Сиднем не был уверен, что из этого было правдой, а что сказано лишь в пику мужчине, некогда отвергнувшему Энн и тотчас же женившемуся на ее сестре. Но он думал, что знает.

Да, он тоже был счастлив.

Они планировали пробыть у родителей Энн несколько дней в случае радушного приема или меньше, если бы их встретили холодно. Но теперь казалось, что, вновь обретя свою семью, Энн уже никуда не торопится. И Сиднем был не против задержаться здесь еще. Они остались даже после того, как Мэтью с семьей вернулись в дом викария, где жили, а Генри Арнольд тоже увез свою семью домой, прихватив с собой на пару дней и Дэвида.