И Фрэнсис взглянула.

Странно, но хотя ее двоюродные бабушки сидели скорее посередине, а не слева, она сначала увидела их. Но прежде чем она успела почувствовать захлестнувшую ее радость, Фрэнсис поняла, что Сюзанна никогда их не видела и, следовательно, не могла их узнать, и перевела взгляд влево.

Рядом с бабушкой Мартой сидел граф Эджком, потом лорд и леди Тейт, потом Эйми, а дальше...

Фрэнсис медленно глубоко вдохнула и дала возможность занавесу опуститься на место.

– Фрэнсис! – Сюзанна со слезами на глазах бросилась обнимать ее, несмотря на любопытные взгляды нескольких девочек, возившихся в кулисах. – О, Фрэнсис, ты будешь счастлива! Одна из нас будет счастлива. Я так... счастлива!

Фрэнсис оцепенела и не чувствовала ничего, кроме замешательства.

Но сейчас уже не оставалось времени ни на какие чувства. Было семь часов, а Клодия всегда настаивала, чтобы школьные мероприятия начинались вовремя.

Подошла Энн с Мартой Райт и, сжав худенькие плечи девочки и даже поцеловав ее в щеку, отправила малышку на сцену.

Генеральная репетиция днем прошла хуже некуда, но мисс Мартин убеждала учениц и учителей, что это всегда хороший знак, предвещающий, что вечером настоящее представление пройдет великолепно, – и оказалась права.

Хоры пели исключительно слаженно и мелодично, танцоры двигались легко и непринужденно и даже ни разу не запутались в своих лентах, группа хоровой декламации выступала с огромным воодушевлением и драматизмом, как будто они были одним голосом, Элейн Рендел и маленький Дэвид Джуэлл безукоризненно исполнили свои сольные номера, Ханна Свои и Вероника Лейн сыграли дуэт на стареньком фортепьяно без единой фальшивой ноты, хотя для самого немузыкального уха в зале должно было быть очевидным, что инструмент прожил свои дни и у него нет будущего, а скетч, который поставила группа Сюзанны, изображавший учителей и учениц, готовившихся к концерту, вызвал у зрителей смех и аплодисменты еще до своего окончания.

Вечер закончился речью мисс Мартин, которая отметила некоторые из самых значительных достижений года, а затем настала очередь раздачи наград.

Потом Фрэнсис так и не могла понять, как ей удалось все это выдержать. Каждый раз, когда она стояла на сцене, дирижируя хором, и поворачивалась, чтобы поблагодарить слушателей за аплодисменты, она смотрела только на бабушек, с восторгом улыбавшихся ей, или на графа и Эйми, но ни разу не взглянула на Лусиуса – не осмелилась. Но она знала, что он улыбается ей с блеском в глазах, сжав губы и выставив подбородок, с выражением, демонстрировавшим гордость, восхищение и желание – и любовь.

Фрэнсис больше не сомневалась в том, что он любит ее, или в том, что она любит его. Единственное, в чем она сомневалась, так это в возможности того, что у них когда-нибудь будет совместное будущее. Но с ним были его дедушка, и Эйми, и лорд и леди Тейт, и еще ее бабушки.

Что бы это могло означать?

Фрэнсис не осмеливалась ответить на свой собственный вопрос и даже старалась не задавать его себе. Она старалась сосредоточиться на концерте и уделять девочкам внимание, которого они заслуживали.

В конце концов была вручена последняя награда, замолкли последние аплодисменты, и Фрэнсис не осталось ничего иного, кроме как выйти в холл, где разносили подносы с бисквитами и лимонадом, и присоединиться к другим учителям и гостям.

Бабушка Марта и бабушка Гертруда уже ждали там Фрэнсис, чтобы обнять ее и выразить свое восхищение всей музыкой, а позади них стояла Эйми. Лорд Тейт поклонился Фрэнсис, а леди Тейт улыбнулась, и не просто с любезным видом. Граф Эджком, сутулясь несколько более обычного, взял обе руки Фрэнсис, сжал их и сказал, что она, очевидно, такая же великолепная учительница, как и певица, а это что-то значило.

Лусиус оставался в стороне и, по-видимому, не спешил подойти к ней, но, взглянув на него, Фрэнсис почувствовала, что у нее подгибаются колени – он прямо-таки пожирал ее глазами.