Изменить размер шрифта - +
Разве не это происходит на Материке? Все кружатся вокруг дурака — ах ты наш умный, ах ты наш красивый, все хорошо, все отлично, ты не самое слабое звено, ты последний герой, ты победитель Поля Чудес в Стране Дураков. Для тебя распахнуты окна мира со всей его клубничкой. Главное, дурак, чтобы тебе было весело и ты ни о чем не думал. Все проблемы за тебя однажды решат дяди, а ты развлекайся, дурак, бегай на дискотеки, жри экстази и грибы, лижи марки, слушай дебильные песни, читай дебильные книги, смотри скандальные передачи про таких, же дебилов, главное — не задумывайся и не морщи лоб, это тебе не идет, это тебя старит. И опять отовсюду течет гной, молодые поколения спаивают, приучают к наркотикам, а дураки пляшут, решают кроссворды и смотрят по телевизору рекламу и сальные передачи. И плевать им, что где-то кто-то сходит с ума, что рождаются дети-уроды, что идет постоянная война умных, циничных и расчетливых людей с последними трезвомыслящими романтиками за то, чтобы дурак оставался дураком, чтобы он потреблял и больше ни о чем не думал.

Таманцев с удивлением посмотрел на товарища. Такого он от Глебова не ожидал.

— Не знаю, как там с будущим у общества потребления, — сказал он, — но дело ведь в том, что дурак не хочет становиться умным. Он хочет плясать, пить, жрать и ни о чем не думать. Да большая часть их и не захочет жить в нашем Районе, им здесь будет не в кайф, им не захочется рисковать своей шкуркой во имя призрачного будущего человечества. А если они и соберутся однажды, то только для того, чтобы собственные нервы пощекотать, адреналину в кровь добавить. Бага, скажем, завалить или тарантула, в подземельях кодлой с автоматическими пушками на тальпа поохотиться. И их не перевоспитаешь. Тут Гумилев, быть может, и прав, когда говорит о пассионарности народов. Общие подъемы случаются редко.

— Да не в этом дело. Все потому, что художники молчат, — убежденно сказал Миркин. — Тревогу надо бить, а не жрать «голубое сало». Людей спасать надо!

— Кого спасать?криво усмехнулся Андрей. — Они ведь довольны своей жизнью. И потом, сколько раз можно спасать? Почему они никогда не слушают настоящих людей, а слушают негодяев, демагогов, продуманных сволочей, которые на этих дураках паразитируют, их соками питаются и живут? Кто им должен объяснить, что такое хорошо и что такое плохо, если они не желают этого понять сами? И потом — все дело в спасителях. Они обычно приходят с хорошими словами, но ведь потом начинают всех загонять в счастье железной и крепкой рукой, не считаясь с жертвами во имя светлого будущего. Вот придешь ты, начнешь говорить, а тебя не станут слушать, тебя даже попытаются распять на кресте за то, что твои слова им непонятны. Ты останешься в живых лишь чудом, постепенно озвереешь, омертвеет твоя душа, и тогда ты, отчаявшись, начнешь их загонять в свои представления о будущем кулаками и пулями и встанешь в один ряд с ними, а все твои усилия окажутся бесполезными, ведь дурака учить — только портить, и силу против него применять бесполезно — ведь он всего лишь маленький и несчастный дурак, который мечтает о счастье, хотя его представления о нем никогда не совпадут с твоими. И что ты станешь делать в конце концов?

— Так ты считаешь, что выхода нет? — недобро прищурясь, спросил Миркин.

— Если ты надеешься на их воспитание, то напрасно тратишь время здесь, — сказал Таманцев. — Иди — кричи, перевоспитывай. Посмотрим, чем все кончится. Ты понимаешь, большинство из них даже никогда не станут работать, если у них будет такая возможность. Будут жиреть, будут болеть разными стыдными и нестыдными болезнями, но работать не станут, потому что им самим важнее их бездумный образ жизни. Он им просто нравится. И таких людей большинство. А людей, для которых понедельник начинается в субботу, куда меньше.

Быстрый переход