Изменить размер шрифта - +

Позже, оставшись наедине со Старой Кониной, Липучка попытался поделиться с ним своим великим открытием. Но, глядя в серьезные желтовато-карие глаза домашнего божества, Липучка заметил, что тот вдруг страшно занервничал и выказал признаки такого сильного страха, что пришлось тут же прекратить свои попытки. ("Я мог бы поклясться, что он пытался сообщить мне нечто столь же глубокое, как теория Эйнштейна или доктрина первородного греха" — сказал позже Старая Конина Кисе-Иди-Сюда.)

Но, так или иначе, Липучка был теперь человеком во всех отношениях, кроме телесного. Котенок напоминал себе об этой незадаче, понимая, что часть его предназначения в том и состоит, чтобы в одиночку нести груз этой тайны. Его интересовало только, не произойдет ли и с ним полная амнезия во время метаморфозы? Точного ответа на этот вопрос не было и быть не могло, но он надеялся, что с ним этого не случится. И порой он чувствовал, что для такой надежды есть определенные основания. Может быть, ему суждено стать первым котенком-человеком, призванным возвестить истину, чьи врата доселе были закрыты для людей.

Погруженный в эти воодушевляющие мысли, он едва не поддался искушению радикально ускорить процесс. Как-то, оставшись один на кухне, Липучка запрыгнул на стол и принялся лакать черный кофейный осадок со дна чашки Старой Конины. Вкус был жуткий, непереносимо жуткий, и он, ворча, отступил. Впрочем, не из страха и даже не из отвращения. Просто он вдруг понял, что темный напиток не возымеет магического действия иначе, как в строго предначертанное время и с совершением необходимого обряда. А может быть, и с произнесением некоего заклинания. Конечно, пробовать кофе и пытаться ускорить естественный ход вещей было по меньшей мере опрометчиво.

Тщетность расчета на то, что кофе сам по себе способен совершить какое-то чудо, была вскоре еще раз продемонстрирована Липучке, когда Киса-Иди-Сюда, измученная Сестренкой молча дала ей попробовать этого опасного напитка, на первый раз великодушно разбавив кофе молоком и добавив сахару. Конечно, Липучка и так знал, что Сестренке предназначено в недалеком будущем превратиться в кошку, и что никакое количество кофе не заставит ее говорить. Тем не менее, было весьма поучительно видеть, как она выплюнула первый же глоток, пустив кофе по подбородку, и принялась отпихивать от себя чашку с таким остервенением, что выплеснула весь напиток на грудь Кисе-Иди-Сюда.

Липучка продолжал чувствовать огромную симпатию к своим родителям за их заботу о Сестренке и с нетерпением ждал метаморфозы, чтобы, уже как признанное всеми дитя человеческое, дать им истинное утешение. Сердце разрывалось смотреть, как каждый из них пытался уговорить девочку хоть что-нибудь сказать (в тот момент, когда другого рядом не было), как хватались они за каждый случайно вырвавшийся словоподобный звук из тех пяти-семи, которые она умела издавать, с какой надеждой они повторяли его снова и снова. Ему больно было понимать, что пугает их все сильнее не столько задержка в ее развитии (с этим они уже свыклись), сколько явственно возрастающая ее злобность, направленная, главным образом, на Малыша, хотя пара кошек и Липучка тоже получали свою долю. Однажды, застав Малыша одного в кроватке, Сестренка принялась острым углом деревянного кубика колотить Малыша по выпуклой, покрытой легким пушком голове, оставляя красные треугольные ссадины. Киса-Иди-Сюда застала ее за этим занятием. Но что же она сделала?.. Принялась тереть голову Малыша, пытаясь скрыть от Старой Конины эти ссадины!

В тот же вечер Киса-Иди-Сюда выписала из газеты в свою записную книжечку телефон психопатолога.

Липучка отлично понимал, что Киса-Иди-Сюда и Старая Конина искренне верят, будто они родители Сестренки, что они переживают за нее так глубоко, как только можно переживать за дочь, поэтому он, со своей стороны, делал все, что мог, чтобы им помочь. Он вдруг почувствовал, что привязался к Малышу — жалкому маленькому прото-коту, глупому и беззащитному, — привязался настолько, что произвел себя в его добровольные стражи, стал спать в его спальне, начиная с шумом носиться по комнате, стоило лишь Сестренке там появиться.

Быстрый переход