Фриц Лейбер. Пространство-время для прыгуна
Липучка был рыжий суперкотенок с коэффициентом интеллектуальности около ста шестидесяти, и он об этом отлично знал. Конечно, он был не говорящий, но всем известно, что обычные IQ-тесты, основанные на языковых способностях, весьма поверхностно и однобоко трактуют понятие интеллекта. Кроме того, он заговорил бы обязательно, если бы его усадили за стол и налили ему кофе. Ашурбанипал и Клеопатра ели конину из мисок на полу и были не говорящие. Малыш лежал в кроватке, пил молоко из бутылочки и был не говорящий. Сестренка сидела за столом, но ей не наливали кофе, и она была не говорящая. Отец и мать, которых Липучка называл про себя Старая Конина и Киса-Иди-Сюда, сидели за столом и наливали друг другу кофе. Они были говорящие. Quod Erat Demonstrandum. Тем не менее, Липучка быстро разобрался в конструкции фразы и научился понимать человеческую речь, не ограничившись простеньким кошачьим диалектом, состоящим из знаков и жестов, которые каждое цивилизованное животное умеет производить ушами и хвостом. Драматические монологи и Сократовские диалоги, шутки и телешоу, фелидологическаяэкспедиция в черную Африку (где он смог бы выяснить всю правду о львах и тиграх), исследование планет, — все это могло подождать. Равно как и книги, для которых он непрестанно накапливал материал: "Энциклопедия запахов", "Антропофельная психология", "Невидимые знаки и тайные чудеса", "Пространство-время для прыгуна", "Молча глядя на жизнь" и проч. Поэтому всем и казалось, что Липучка — обычный жизнерадостный котенок, как о том свидетельствует последовательность имен, которые он носил на таинственном пути от синеглазого младенчества до половой зрелости: Крошка-сын, Мяучка, Важный, Шмель (за громкое мурлыканье), Киса-хочет-кушать, Злючка-Царапка, Любовничек (привязанность, но не секс!), Привидение, Кошатник. Из них только последнее, возможно, требует некоторого пояснения. Когда русские вслед за sputnik'ом запустили еще и lunnik, в словаре отца и матери появились новые непривычные термины. Вот почему как-то вечером, когда Липучка трижды промчался по как бы небосводу гостиной в одном и том же направлении среди неподвижных звезд — людей — и сравнительно медленно движущихся планет — двух старых кошек, — и Киса-Иди-Сюда процитировала Китса:
"А я — как страж небес в тот миг, когда В их круг вплывает новая планета…",
вполне закономерно было восклицание Старой Конины: "Это не планета, это наш Кошатник пролетел". Имя "Кошатник" продержалось недолго, всего три дня, а потом сменилось новым — Липучка, данным котенку за приставучесть и любознательность. Это имя и прилипло окончательно. Котенок был уже на пороге взрослости, по крайней мере, так Старая Конина сказал Кисе-Иди-Сюда. — Еще месяц-другой, — сказал Старая Конина, — и Липучкина горячая плоть затвердеет, тонкая шейка зарастет густым мехом, прыгучесть и игривость из него уйдут, а все его восхитительные котеночные замашки сменятся житейской хваткой взрослого кота. Нам еще повезет, — заключил Старая Конина, — если он не станет таким угрюмым и скучным дяденькой, как наш Ашурбанипал. Липучка услышал эти предсказания с веселым безразличием, втайне забавляясь ими с выгодной позиции более умудренного и искушенного в жизни существа. В том же духе относился он и ко многим другим аспектам своего внешне благопристойного кошачьего существования: к убийственным взглядам, бросаемым на него Ашурбанипалом и Клеопатрой, когда он поедал свою собственную еду из своей собственной мисочки (потому что ему порой вместо конины давали консервы для кошек, а им — никогда); к полному идиотизму Малыша, не понимавшего разницы между живой кошкой и набитым ватой плюшевым медведем, тыкавшего пальцем в глаза всем подряд и пытавшегося прикрыть свое глубочайшее невежество издаванием бессмысленных звуков типа "гу-гу" или "гы-гы". |
