Изменить размер шрифта - +
Только оказавшись на пустынном песчаном пляже, который, собственно, и был целью моего нынешнего путешествия, я понемногу начал вспоминать о себе бодрствующем. Это не так просто, как кажется, но в некоторых фундаментальных, с детства повторяющихся снах это случается всегда, как бы само собой, без каких-то видимых усилий с моей стороны…

    Но на сей раз я возвращался к себе медленно и мучительно, словно бы пытался вспомнить, что успел натворить, пока был смертельно пьян. Но все-таки вспомнил вечер, проведенный в обществе родителей Мелифаро, поездку по сумеречным пригородам, обещание Теххи привести в дом голых мужчин и, наконец, смутно встревоживший меня разговор с Шурфом Лонли-Локли. А потом опустил глаза и увидел следы на песке.

    Человеческие следы, немного похожие на отпечатки спортивных тапочек, были оставлены мягкими угуландскими сапожками. Сосредоточившись, я с изумлением понял, что следы принадлежат самому сэру Шурфу. Не угадал, не по приметам каким-нибудь опознал, а просто сердцем почувствовал – понятно, каким из двух… Так, впрочем, и наяву уже не раз бывало. Между мною и моими коллегами в последнее время установилось некое подобие односторонней связи, пока непонятной мне самому. Незадолго до появления кого-нибудь из них я начинаю чувствовать нечто вроде слабого, ему одному присущего запаха; а если мне случается зайти в помещение, где недавно побывал кто-то из ребят, я могу безошибочно определить, кто именно тут крутился. Наверное, именно так предчувствуют появление хозяина верные собаки, – объяснял я себе. Впрочем, глупость: у собак в этом процессе задействовано обоняние, а у меня… А у меня – не пойми что.

    Впрочем, сейчас мне было не до размышлений о верных мухтарах. Голова начинала опасно кружиться. Немудрено: только что мой разум неожиданно получил хорошего пинка. В моем сновидении обнаружились вполне материальные следы другого человека, который недавно тоже видел этот сон. Это выглядело так, словно мы оба по очереди гуляли по самому настоящему песку где-нибудь на берегу реального мокрого и соленого моря… Черт, а ведь по всему выходит, что так оно и есть!

    Я решил, что было бы неплохо заорать дурным голосом и проснуться: чем скорее – тем лучше. Все это было как-то слишком!

    «Заткнись! – прикрикнул я на себя. – В конце концов, ты пришел сюда по делу. А истерику будешь устраивать утром в уборной сэра Манги, если тебе так уж приспичило…»

    Идиотская, на первый взгляд, привычка говорить вслух с самим собой нередко оказывается весьма полезной. Отругав себя, я понял, что вполне способен отложить истерику. Не до утра даже, утром я буду вести себя молодцом. А истерику следует закатывать только в присутствии Джуффина: шеф небось осчастливит меня парой-тройкой каких-нибудь успокоительных теоретических рассуждений. И я сделаю вид, будто все понял, и будет мне хорошо.

    Так что я нашел в себе силы не просыпаться. Вместо этого еще долго бродил по пустынному пляжу, искал хоть какой-то намек на присутствие зловещего незнакомца, о котором говорил Шурф. Но ни черта я там не обнаружил, только устал смертельно: почему-то каждый шаг давался мне с невероятным трудом. Вряд ли мне прежде доводилось переживать во сне что-либо более безрадостное, чем эта прогулка.

    Окончательно выбившись из сил, я проснулся. В уютной спальне, построенной волшебными руками Фило Мелифаро, царил безмятежный покой. За окном было темно и тихо, даже птицы еще не проснулись. Рунические узоры потолочных балок творили чудеса: им понадобилось всего несколько секунд, чтобы успокоить мои мятущиеся сердца, и всего несколько минут, чтобы меня убаюкать. На сей раз ангелы-стрелочники, следящие за прибытием сновидцев к местам назначения, были милосердны: мне привиделась какая-то бессмысленная, но сладостная чушь – как нельзя более кстати!

    Проснулся я на рассвете, счастливый и умиротворенный.

Быстрый переход