— Да онъ на ледникѣ копошится. Такое кушанье затѣялъ къ обѣду, что мнѣ и не выговорить. Черное что-то такое. Неужто ты, Капитоша, будешь кушать? Черное, какъ кофей.

— Это? Ахъ, да… Это моя любимая ѣда. Но я забылъ, какъ она называется. Адьютантъ! Какъ эти колобки-то называются, которые я люблю? крикнулъ Самоплясовъ Холмогорову въ другую комнату.

— Шофруа… Шофруа изъ дичи… — откликнулся тотъ.

— Да, да… Я ему тетеречку дала. У насъ Василій Уклейкинъ стрѣляетъ, такъ дешево ихъ продаетъ.

— Ну, такъ вотъ Калину Колодкина сюда!.. И пусть онъ будетъ мажордомъ. Такъ его и по деревнѣ называйте.

— Въ деревнѣ-то у насъ, голубчикъ, такого слова и не выговорятъ.

— И не надо. Но пускай все-таки привыкаютъ и просвѣщаются. Я, тетенька, сюда пріѣхалъ хоть и погулять, но все-таки хочу и просвѣщеніе сдѣлать для здѣшняго деревенскаго сословія. Такъ пожалуйста мажордома сюда! Зачѣмъ онъ тамъ запропастился!

Появился Колодкинъ съ своимъ грузнымъ тѣломъ на короткихъ ногахъ, одѣтый въ бѣлый беретъ, бѣлую куртку и довольно грязный передникъ. Онъ сопѣлъ и отдувался, тяжело дыша.

— Колодкинъ! Надо будетъ, братецъ ты мой, намъ въ ящикахъ разобраться и достать всѣ нужныя вещи, которыя мы съ собой привезли, — обратился къ нему Самоплясовъ. — Во-первыхъ, гдѣ у насъ телефонъ? Гдѣ электрическіе звонки? Все это надо поставить по мѣстамъ, а то мы фасонъ дома портимъ.

— Все это такъ, все это совершенно вѣрно, ваше степенство, — согласился Колодкинъ, — но вѣдь я долженъ обѣдъ стряпать для вашей чести.

— Насчетъ обѣда сегодня ты можешь не очень… Приглашенныхъ никого нѣтъ. Развѣ докторъ пріѣдетъ, такъ я буду просить его остаться. А разобраться въ товарѣ, который мы съ собой привезли, надо, господинъ мажордомъ.

— А чтобы вамъ, ваша честь, послѣ обѣда? Все-таки, легкое меню я долженъ исполнить. Борщокъ съ дьяблемъ, шофру изъ дичи, на жаркое поросенокъ жареный. И то ужъ меню не настоящее…

— Ну, трафь… — согласился Самоплясовъ. — А телефонъ ты мнѣ все-таки достань. Я не знаю, въ которомъ ящикѣ онъ уложенъ, Пріѣдетъ докторъ, такъ мы сообща какъ-нибудь его, можетъ быть, устроимъ.

— Телефонъ, ваша честь, тамъ-же, гдѣ и ваша подозрительная труба.

— Ну, ты и достань его. Я хочу такъ его провести, чтобы къ тетенькѣ въ мезонинъ, а затѣмъ къ тебѣ въ каморку, чтобы съ тобой переговариваться. А то вотъ сейчасъ кричу, хлопаю въ ладоши, и никто не является. Достань его и положи на столъ.

— Слушаю-съ. Обѣдъ-то къ двумъ часамъ?

— Къ тремъ. Я сейчасъ пойду по селу променажъ дѣлать.

Колодкинъ удалился исполнять требуемое.

— А завтракъ развѣ у насъ не будетъ? — опять послышался изъ другой комнаты голосъ Холмогорова.

— Какой тебѣ завтракъ, если ты до полудня валяешься! — откликнулся Самоплясовъ. — Выходи сюда и закуси чѣмъ-нибудь холоднымъ. Тебѣ закусокъ подадутъ.

— Ну, ужъ этого, братъ, я не люблю. Когда ты меня звалъ съ собой въ эту деревенскую берлогу, ты обѣщалъ, что культурная жизнь будетъ: въ часъ дня горячій завтракъ, въ шесть часовъ обѣдъ… — ворчалъ Холмогоровъ.

— Врешь. Никогда я тебѣ этого не говорилъ.

— Богъ мой! Ты мнѣ обѣщалъ даже хорошія иностранныя сигары послѣ каждой ѣды давать курить. Я изъ-за этого только и поѣхалъ.

— Дай на мѣстѣ-то осѣсть и устроиться, какъ слѣдуетъ. Заведемъ и горячіе завтраки. Аристархъ Васильичъ, ты телефонъ наладить не сумѣешь? — перекликался съ Холмогоровымъ Самоплясовъ.

— Сапоги себѣ сшить отъ меня еще не потребуешь-ли? Я, братъ, не мастеровой.