«Так Александровская или Свободы? – непременно спросит кто‑то, – и где это?» – «Улица Ленина», – бросает сын, не оборачиваясь.

…К счастью, в Старом Городе открылся магазин готового платья Моисеевых, куда Ира и перешла, только не продавщицей, а на подгонку одежды по фигуре. И рекомендации оказались очень кстати, и вечно любезной улыбки не требовалось: во рту, как все портнихи, держала булавки, а покупатели смотрели не на нее, а на собственное отражение в зеркале.

Когда шла утром на работу, на набережной гудел базар. Огородницы в клетчатых платках или шалях раскладывали зелень на прилавках, под которыми горбились плотно набитые мешки. В рыбном ряду гремели цинковыми подносами и ведрами рыбаки в негнущихся плащах и время от времени брызгали на свой товар водой, приводя в чувство оглушенную рыбу; та начинала неистово бить хвостом, словно чувствуя, что река – вот она, совсем рядом, стоит лишь прыгнуть повыше… чтобы оказаться завернутой в бумагу вместе с безжизненными серебряными телами подруг. Под навесом торговки, в белых фартуках поверх черных бархатных кацавеек, выставили битую птицу и корзинки с яйцами. Если наклонить голову и чуть сощуриться, можно увидеть, как солнце просвечивает розовым сквозь хрупкую скорлупу, и яйца становятся похожи на гигантский жемчуг. У всех торговок на шее висят одинаковые сумочки, похожие на кондукторские, со сборчатыми кожаными боками, тусклой металлической челюстью и кукишем замочка. Каждое утро, пробегая, Ирочка дивится на бесхитростную одинаковость туалетов, но ей нужно поворачивать вон за тем каменным домом с башенкой и пробежать последний квартал до перекрестка улиц со странными именами. На одной табличке написано: «Русская улица», на другой – «Улица Грешников». Каких грешников, всякий раз удивляется она, но высокие стеклянные двери магазина уже открыты, и она торопливо проходит в дальнее помещение, где ее ждет, выпятив по‑солдатски грудь, манекен цвета сырой телятины.

В нескольких кварталах от «Моисеева» – изящное маленькое ателье мадам Берг, зажатое между витриной кондитера и угрюмым каменным парадным. Выбежит радостная Кристен; хоть она подстрижена по‑другому, волосы точно так же рассыпаются и закрывают пол‑лица. Ее мать тоже всегда рада Ирочке, не преминет расспросить о «фройляйн Кугель» и помечтать вслух о лучших временах, когда она сможет взять еще одну портниху, и уж тогда…

Почему лучшие времена так никогда и не наступают?..

Впрочем, как посмотреть.

Работая у Моисеевых, Ира иногда получала частные заказы от клиентов, например, свадебные. Нет, платье невесты – это особая статья: его заказывали, покупали или выписывали из‑за границы; на Ирочке лежали заботы о платьях для второго дня свадьбы. Работа серьезная и, как все, что касается свадеб, срочная: в одиночку управиться невозможно, да и зачем? По пути домой она выходила у Маленького базарчика и стучалась к Басе: «Свадьба!» Дебора поднимала доброе унылое лицо: «Твоя?» Поскольку ответ был отрицательным, оживиться не успевала.

Когда случались такие заказы, работать приходилось допоздна. Но это была юность, а значит, времени хватало на кавалеров, работу, на свои и чужие наряды, на кино и на долгие прогулки по Старому Городу, чтобы разгадывать, в честь каких грешников названа улица. Хватало времени и на подруг, всего‑то числом две, одна из которых будет плакать в 39‑м году, собираясь в великую Германию, а вторая еще раньше уедет в Палестину, причем обе – к себе на родину.