— Почему никто ничего не делает? — на сей раз спокойно спросил Кастро.

Генерал снова помолчал.

— Не все так просто. Есть еще одна организация, которая судя по всему, полностью или частично поддерживает новый курс. И называется она … КГБ СССР.

В душноватой комнате повисло тяжелое молчание. Прервать его решился Хонеккер.

— Владимир Дмитриевич… Вы прекрасно осведомлены о складывающейся ситуации. Документы, которые привез вам товарищ Кастро — копии, можете забрать их и распорядиться по своему усмотрению. Я не буду спрашивать у вас, что вы намерены делать дальше. Я спрошу — можем ли мы чем-либо помочь честным людям, еще оставшимся в армии, спецслужбах и политическом руководстве вашей страны.

— Можете.

— Что мы должны делать?

— Для начала — держать все сказанное здесь и вообще — все вам известное в глубочайшей тайне. Не ведите никаких записей, не оформляйте письменно никаких решений. Готовьтесь к самому худшему — не буду вас излишне обнадеживать. И … будьте готовы. Связь будем поддерживать через Гюнтера, канал я обговорю непосредственно с ним.

Хонеккер встал, протянул руку мужественному и честному советскому генералу, разведчику. То же самое сделал и Кастро…

Когда генерал вышел из квартиры, за ним закрылась дверь, Кастро обеспокоенно посмотрел на Хонеккера.

— Вы ему доверяете?

Хонеккер с силой провел руками по лицу.

— Нет. Черт возьми нет, хотя бы и хотелось. До чего же мы все докатились! До чего же мы все докатились…

Кастро не мог до конца понять Хонеккера и то, что творилось у него сейчас в душе — ведь все то, что происходило в Европе в двадцатом столетии, почти не касалось Кубы. Куба — до революции — была просто американским игорным домом и американским борделем, управляемым продажными и марионеточными диктаторами. Там не было и близко того, что было в Европе — фашизм, социализм. Кастро не мог знать, как в сороковые, когда шла мировая война, подпольщики в пораженных коричневой чумой странах жили сообщения советского Совинформбюро, как молились на имя Сталина, как ждали освобождения. Как тяжело поднимались после войны, как тяжело давался выбор пути развития. Как из руин поднимались города, как на месте пустырей возникали дымящие трубами заводы. Тем, кто сейчас проклинает казарменный социализм, стоило бы побывать в те годы в разрушенных войной странах — и посмотреть на них же лет через двадцать. А потом — и судить своих отцов и дедов.

— Что будем делать? — сухо спросил Рауль Кастро замершего в кресле Хонеккера.

— Делать… Готовиться. Время пока ещё есть. Хотя и немного…

Афганистан, провинция Нангархар. Спорная территория. Где-то в районе афгано-пакистанской границы

25 сентября 1986 года

Караван они увидели, он все-таки шел, и ожидание — больше суток на холодных камнях — было не напрасным. Видимо — сам Бог был на их стороне. Если бы караван пошел раньше, когда Рад или Шило ставили бы мины — было бы скверно. Конечно, они выставили дозор, на время постановки мин перекрыли ущелье — но все равно фактор внезапности был бы утрачен и они вынуждены были бы принимать бой на чужой земле, в невыгодных для себя условиях. Шестнадцать против сотни, и это как минимум.