Пятый — старый, с плешью вместо волос, с очками «минус пять», он не говорил по-немецки, на обследовании постоянно ныл и жаловался на болезни, половина из которых при осмотре не подтвердилась. У него были дряблые мышцы и нездоровая кожа, цвет лица неопровержимо свидетельствовал о том, что большую часть времени ему приходится проводить в сидячем положении, работая с документами. Он привез с собой целых два свитера и постоянно жаловался своим друзьям, что в комнате плохо топят, а в столовой плохо кормят — обслуга понимала русский язык. Его друзья относились к этому с юмором.

Шестой — сильно похожий на второго, только моложе и выше ростом. Удлиненное лицо его делали еще длиннее ранние залысины, волосы его были даже не светлые — белесые и редкие. Он носил очки в дорогой золотой оправ6е не расставался с книгами, которых привез несколько штук — постоянно что-то читал, даже будучи в столовой. На вопросы всегда отвечал, что всем доволен и претензий у него нет. Здоровье у него тоже было превосходным.

Седьмой — невысокий, худощавый, в сером костюме-тройке, с короткой «чеховской» бородкой с проседью, он пытливо смотрел на собеседника поверх очков своими удивительно синими, как русское небо глазами, иногда отвечал мягко и спокойно, но большей частью слушал. Он никак не тянул ни на военного, ни на разведчика — скорее на директора сельской школы. Однако, случись здесь кто-нибудь вроде заместителя директора ЦРУ по разведке — он пришел бы в ужас, увидев вблизи себя этого «учителя». Если бы смог его опознать — «учитель» менял свою внешность примерно раз в год, причем, если требовалась борода — он ее не наклеивал, а отращивал. Его привезли позже всех, на черной Татре — и здоровье его врачи проверить не успели.

Восьмой — его то здесь знали, ибо высшие чины Штази не раз пользовались санаторными комплексами Народной армии. Средних лет, среднего роста, лысый, с недобрыми глазами. Он постоянно осматривался по сторонам — будто опасался чего-то.

Кто-то прибыл раньше, кто-то позже — но постепенно их стало восемь человек. Потом привезли девятого — и все закрутилось. Человек из Штази приказал персоналу покинуть один из корпусов — он и так был освобожден по приказу сверху под эту странную группу — но тут приказали, чтобы в корпусе не было ни одного человека кроме этих. Спорить с высокопоставленным сотрудником Штази ни у кого желания — сделали как он приказал. За последней медсестрой он запер дверь — изнутри на замок. Еще раз лично проверял все помещения. Потом сказал всем, что пора собираться…

В одной из комнат второго этажа санаторного блока «Б» санатория для высшего командного состава ННА, вокруг круглого стола собрались несколько человек. Ни на одном из них не было формы, хотя к форме они привыкли. Оделись одинаково, как это было принято в санатории — даже тот кто раньше предпочитал носить свою одежду снял ее и надел санаторную. Обычные, дешевые синие спортивные костюмы, в каких тренируются спортсмены добровольных обществ. Решительные и властные лица людей, привыкших добиваться своего — скрытые тьмой.

Рыцари. Возможно — последние из оставшихся в живых в победившей невиданного врага великой стране. Последние — готовые сразиться. Последние — готовые умереть за то, во что они верили.

Свет в комнате не горел, горел только камин, добавляя в обстановку совещания какой-то средневековый колорит — словно рыцари собрались у круглого стола, решать что делать с драконом. На совещаниях — на это было далеко не первое — не зажигали свет. Записывать было нельзя, доклады читались тоже по памяти.