Но нет ничего более живучего, чем слухи. Какие бы доводы ни приводили великие и мудрые, сколь бы рьяно ни высмеивали «подобную чепуху» — молодежь, падкая на всякого рода таинственность, романтику и прочее, упрямо продолжала передавать из уст в уста рассказ о «том, кто потерял сына». О его трагедии — и о его открытии, поставившем убитого горем отца на пьедестал, до той поры никому не принадлежавший. Он стал даже не Творцом Сущего… он стал Создателем. Это не был титул… любой сколь угодно высокий титул подразумевает, что в разные времена те или иные люди при надлежащем стечении обстоятельств могут им, титулом, владеть. А Создатель был один, один во все времена…

Разумеется, каждый понимал, что еще до того, как появилась школа крови, тысячелетиями существовала школа стихий, у которой, очевидно, тоже был Создатель. Тот, первый, сумевший превратить всплеск своей воли в ледяную стрелу, поразившую врага или иную цель. Такой человек, безусловно, существовал… только вот история не донесла до нынешних времен не только его имя, но даже век, в котором он жил.

А Бельд Уайн существовал. И прожив короткую, немыслимо короткую по меркам мага жизнь, он создал новую школу магии, заложив основу науки, которую впоследствии одни будут превозносить, другие же — осыпать проклятиями.

Легенда гласила, что в год Разлома Уайн был еще совсем молод. Тридцать лет — для воина это было самым расцветом, для мага — почти младенчеством. Он был счастливым человеком… Эмиал (или Эмнаур, что скорее) щедро одарил его способностями, родители — богатым наследством, прекрасная женщина — своей любовью… и чудесным сыном. Мальчик уже подрос, ему было лет десять, когда небеса огненным дождем обрушились на земли Эммера.

Что-то огромное, неотвратимое, как месть высших сил, обрушилось на дом волшебника, в одно мгновение лишив его и великолепной библиотеки, и немалых богатств. Но Уайн готов был бы отдать все до последней мелкой монеты, до последней рукописи за то, чтобы его жена и сын не оказались в этот ужасный момент под крышей рухнувшего здания.

Он голыми руками растаскивал горящие бревна, отбрасывал в стороны острые обломки камней — уже понимая, что все тщетно, что уцелеть в этой катастроф