Мама открывает дверь и кричит:

– Завтрак!

У мамы подгоревшая яичница с беконом. Папа читает газету. Добрался до нее первым и теперь передает мне по частям. Я складываю страницы вместе, чтобы газета выглядела как новая, будто ее никто не смотрел. Хорошо во всем этом то, что по большей части папа читает только спортивный раздел.

– Так что в конце года кому то придется взять Педро, – говорю я.

Мама смотрит на папу, папа надувает щеки, и мама громко вздыхает, а папа смотрит на меня.

– Ты не носишь его в мамину кухню, так?

– Нет! – Мне не терпится попасть в школу и сказать миссис Мерфи, что я хочу оставить Педро. Мне не терпится сказать это Хлое которая пахнет как печенье. Думаю, девушку можно пригласить, не отпугнув тем, что у тебя домашний любимец. Думаю, поэтому Кэрриг Беркус держит собаку.

Быстро в школу не попадешь. Продираюсь через кусты, отдуваюсь, как будто убегаю от обидчиков. Бегу со всех ног. Колючка до крови царапает щеку. Я останавливаюсь. Стягиваю перчатку, подношу руку к лицу. На ладони ярко красное пятно. В кармане ворочается Педро. Вынимаю его и вижу кровь уже на нем. Извиняюсь.

Слышу что то в кустах, хотя там никогда никого не бывает. Оборачиваюсь. Не вся жизнь мелькает у меня перед глазами, только несколько последних часов, заголовок из сегодняшней газеты – КИБЕРПОНЕДЕЛЬНИК : ОНО ТОГО СТОИТ? – и запах вчерашнего брокколи вместе с запахом сегодняшней яичницы, тяжелое дыхание Педро, моя кровь на его шерстке цвета какао с молоком.

Но нет, ко мне приближается не кто то из моих постоянных обидчиков. Этот тип появился у нас то ли в прошлом, то ли в позапрошлом году. Мистер Блэр. Здесь он никому не понравился. С лысиной на макушке, с телефоном на поясе – люди все время над ним смеялись. Но я не смеялся. Нет.

Он быстро приближается, и тут вдруг оказывается, что я не из тех парней, которые сжимаются пружиной, когда приходит время драться. Я замираю. Задыхаюсь. Так бывает обычно на бейсбольном поле во время перерыва.

Что то бьет меня сверху по голове. Я падаю на землю, а Педро бежит. Прислать помощь он не может. Он зверек и, как говорит мама, принадлежит иному миру. Я – нет.

Хлоя

Они не могут найти Джона. Когда он не пришел в школу, они позвонили его маме, и она сказала, что он не болен и дома его нет. Родители Джона пришли вместе, и вся школа загудела. Так уже было, когда Китти Миллер заболела лейкемией. Родители всегда возбуждаются из за чего то ужасного, когда это ужасное случается не с ними. Я и сама не лучше. Помню, как таращилась на Китти, пытаясь представить себя на ее месте, как будто она была картиной и на нее можно пялиться сколько угодно.

Китти любили, ей писали открытки. Сейчас люди ведут себя так, словно это новость, словно что то волнующее есть в том, что тот паренек, Джон, он, кажется, пропал. Прошло полдня, а в школе его нет. И дома нет. Нет в кино и нет в торговом центре, но там ли его ищут? Большинство детей, когда сбегают, идут в «пакетик», набирают пива, напиваются, а потом отправляются в «Роллинг Джек» и пробуют новые хоккейные клюшки. Но Джон никогда так не делал.

Я говорила, что искать надо в лесу. Говорила, что он ходит в школу своим особенным путем. Но я не говорила почему. Мне хотелось, чтобы его нашли, но не хотелось стоять перед копом и объяснять, что, мол, Джон ходил через лес, потому что на автобусной остановке к нему приставали. Думаю, копы и сами поняли. Они ищут его, но пока еще не нашли. Скорее бы закончились уроки, потому что тогда я сразу пойду в убежище.

Все уже как бы предполагают, что хороших вестей ждать не приходится, и ведут себя так, словно Джона уже нет в живых.