Очевидно, этот тон и на собеседника женщины произвел потрясающее впечатление. Он мгновенно вскипел и начал такую бурную отповедь, что студент, который, конечно, не мог понять убийственного тона речи женщины и потому не обратил сначала на него внимания, сразу же навострил уши.

– Ну, сейчас будет потасовка! – объявил он.

Однако потасовки не было. Мужчина смолк, а женщина повела разговор в еще более взвинченном тоне.

– Это уже истерика? – спросил Леон, обратившись к жене. – Какая здесь подойдет режиссерская ремарка?

– Я почем знаю! – ответила Эльвира несколько кислым тоном.

– О, женщины, женщины! – воскликнул Леон, раскрывая футляр гитары.

– Знаете, мистер Стаббс, они вечно защищают друг друга, да еще утверждают, что это не предвзятая система, а вполне естественно идет от сердца. Даже госпожа Бертелини от этого не свободна, а еще артистка!

– Ты бессердечен, Леон! – сказала Эльвира. – Разве ты не понимаешь, что эта женщина сильно расстроена.

– А мужчина? – возразило Леон, вскидывая на плечо ремень от гитары. – Как полагаешь, душечка, он не расстроен?

– Он мужчина! – ответила Эльвира необыкновенно просто.

– Вы слышите, мистер Стаббс? – обратился Леон к студенту. – Вы заметили тон? Вам уже пора принимать такие вещи к сведению. Однако что бы им преподнести?

– Вы хотите петь? – спросил с удивлением Стаббс.

– Я трубадур, – ответил Бертелини. – Я буду требовать, посредством моего искусства, доброго приема для представителей Искусства. Ну, скажите, мистер Стаббс, имел бы я право, решился бы я это сделать, если бы я был, например… банкиром?

– Но тогда вы не нуждались бы в подобном гостеприимстве, – возразил студент.

– Пожалуй, что и так, – сказал Леон. – Эльвира, он верно говорит?

– Разумеется, верно. Разве ты этого не знал?

– Мой друг, – внушительно ответил Леон, – я ничего не знаю и знать не хочу, кроме того, что мне приятно. Однако что же мы им преподнесем? Надо что-нибудь подходящее…

В уме Стаббса пронеслась высоко ценимая им и его товарищами «песнь о собаке», и он тотчас ее предложил для исполнения, но оказалось, что и слова в ней английские, и мелодию ее сам Стаббс не может припомнить.

После этого прекратилось его соучастие в отыскивании подходящего сюжета.

– Надо что-нибудь припомнить относительно бездомности, – сказала Эльвира, – о лишениях и страданиях…

– Нашел! – перебил Леон.

И он громко затянул очень популярную тогда песенку Дюпона:

         Savez vous ou gite

         Mai, ce joli mois?[7 - Знаете ли вы, где обитает Май, – прекрасный месяц май? (франц.)]

К нему присоединилась Эльвира, а потом вслед за ней и Стаббс, у которого оказался сильный голос и хороший слух, только манера пения была грубовата.

Леон и его гитара одинаково были на высоте положения.

Певец расточал звуки своего голоса с необыкновенными щедростью и воодушевлением.