Квасницкий слышал, что с некоторых пор приятель сменил занимаемый угол в старом разваливающемся особняке и с помощью вездесущего Баклея перебрался на новое место жительства. Хитро щурясь, замнач не сдержался намекнуть, сообщая новость, что губа у Прохора не дура, попал тот под опеку какой-то влиятельной вдовушки. Но в вихре своих забот о предстоящей свадьбе Квасницкий пропустил мимо ушей эту пикантную деталь. Сейчас, сопоставляя и принюхиваясь к щекочущим ноздри определённо женским духам, сохранившим запах в комнате, несмотря на открытую форточку, лейтенант буквально впился глазами в обстановку квартиры и тут же приметил маленькую дверцу за книжным шкафом в одной из стенок. Дверца чьей-то беспечной рукой была едва-едва прикрыта, и этого хватило, чтобы Квасницкий, сделав стойку заправского спаниеля, покосившись на спину товарища, тихо засеменил к ней.

— Кто тама? — внятно донеслось от Жмотова и тут же добавилось. — Ты, Верунь? Чего вернулась-то?

И певец снова запел:

— Вот те раз! — взвизгнул Квасницкий и аж в ладошки прихлопнул. — Никак хозяйку ждал?

Жмотов прекратил тарабарщину, развернулся во всей красе и смерил гостя мутным взглядом:

— Это кто же к нам пожаловал? Ты, Игорёк?

— А вы Веру Павловну ждали-с?

— Отнюдь. Ты у меня гость желанный.

— Чую, чую.

— А то. Молодцом, что забежал. Угощу. У меня всегда заначка для верного дружка.

— Кто эта красавица, чей след так ощущает мой нос? — не унимался Квасницкий, жутко разочарованный неудачей заглянуть в тайную дверь. — Улавливаю неземные ароматы.

— Одно у тебя на уме, — криво усмехаясь, отмахнулся Жмотов. — Ну что? Будешь?

— Чуть-чуть. Я же от Ахапкина. А тебе не хватит?

— Сегодня в ночь выходить, — набросив на плечи диковинный халат, не новый, но со вкусом, Жмотов глянул на себя в зеркало, чем ещё более поразил дружка. — Степаныч звонил. Предупредил. Новое дело начинаем. На контриков.

— Так ты всё знаешь?

— А то. Правда, не пойму, почему мы не с тобой в паре? Пробовал Минина пытать, молчит.

— А он и не скажет ничего.

— Почему?

— Не знает.

— А ты знаешь?

— Знаю. Поэтому и здесь, — уселся к столу Квасницкий, ему не терпелось. — Наливай.

— Вот это по-нашему, — обрадовался Жмотов и руки потёр. — Действительно, сегодня праздник? Снег выпал?

— Верунчик осчастливит нас? — вместо ответа рыскнул по столу глазами Квасницкий. — Закусочки подаст? Я голодный!

— Что ты, — погрозил пальцем Жмотов. — Она дама строгих правил. Вот познакомлю — тогда. А чтоб фривольности… ни-ни.

— Порядочная, значит?

— А то… — Жмотов достал графинчик с рюмочками. — Она у меня княжеского происхождения. А мы честь бережём!

— Да ты что!

— Грузинка. Сам Нестор Семёнович рекомендовал.

— Ба-а-а, вот и дожили! — юродствуя, выскочил из-за стола, присел в поклоне Квасницкий. — Обскакал ты меня, мил дружок.

Жмотов, не замечая, вполне торжественно поднял рюмку и благосклонно продолжил:

— Слышал небось про грузинских царей, что в Успенском захоронены?

У Квасницкого вытянулось лицо, он не знал, плакать ему или смеяться:

— Так, так, так…

— Её предки сопровождали одного, — опрокинул рюмку Жмотов и глубокомысленно призадумался.