— Так и оборачивается в жизни, милейший Яков Самуилович. Так всё и сопровождается.
— Даже в прир-роде такой закон есть. Помните? Сохр-ранения веществ! Р-равенство…
— Я бы сказал, товарищ полковник… — встрял было толстячок.
— Но, увы! — не замечая и не слушая, перебил его Шнейдер и грозно глянул. — Мир-р желает быть обманутым.
— Да, да… Всё именно так.
— Не р-раз я твер-рдил товар-рищу Медянникову, что тем и кончится. И что же?
— Назар Егорович, он — да, он долго запрягает.
— Пр-ринял он какие-то мер-ры?
— Ах, чтоб её! — всплеснул руками толстячок.
— Что? — уставился на него Шнейдер.
— Нашлась пропажа! — Еремей Тимофеевич, ликуя, и даже торжественно протянул ему из глубины сумки мельхиоровую чайную ложку. — К стаканчику, пожалуйста, милейший Яков Самуилович. А то, не дай бог, затерять, меня Анна Юрьевна моя… Ого-го!
Он улыбнулся, совсем засмущавшись, и ещё извинительнее добавил:
— Ахапкину симпатизирует наш Назар Егорович, Ахапкину. Я вам тоже докладывал. Помнится, они вместе воевали.
— Да бр-росьте вы! — взорвался Шнейдер, брови возмущённо поднял, но ложку принял. — Я сам давно замечал в их отношениях некую… опр-ределённую закономер-рность… А воевали? Так что же? Вр-редить делу?
И он попытался даже встать, весь в чувствах, но длинные ноги упёрлись коленками в столик, и он только скрипнул зубами.
— Есть вполне конкр-ретные указания заместителя министр-ра Михаила Дмитр-риевича Р-рюмина в отношении всех этих… бывших. Скр-рытых вр-рагов! И смер-ршевцев, кстати, это прежде всего касается.
— Да, да… Я, так сказать… — толстячок нагнулся к сумке, выхватил и завертел в руках, явно раздумывая, бутылку с приятной яркой наклейкой. — Я, так сказать, в качестве видимых… запомнившихся мотивов хотел бы довести до вашего сведения…
Он, с опаской посматривая на Шнейдера, водрузил всё же бутылку на столик, приплюсовал к ней из сумки кусок мяса домашнего приготовления и несколько бутербродов с ветчиной.
— Мотивы? — заинтересовался Шнейдер бутылкой, поднёс её к явно близоруким глазам. — Вот именно, мотивы! Какие?
Бутылка была оставлена на столе, а Шнейдер снова отвернулся к окну, всматриваясь в пролетающую темень.
— Р-раньше следовало р-развор-рошить осиное гнездо. Вон, нашему Михаилу Дмитр-риевичу и тр-рёх суток не понадобилось, чтобы после ар-реста главного пр-редателя Абакумова убр-рать всю вер-рхушку и заменить пол-аппар-рата в министер-рстве. Я не упоминаю мелкую мр-разь, а Ахапкин?.. Это до чего же довести положение! В стенах собственной «контор-ры» начальник отдела накладывает на себя р-руки!
— Да, да, — юркий толстячок уже и столик накрыл и в рюмочки налил ароматного напитка. — Вам, может, шоколадку, Яков Самуилович? Сейчас молодёжь предпочитает сладкое к коньячку.
— Пустое, — поднял рюмку Шнейдер. — Знаете, что я вам скажу, товар-рищ майор-р…
Толстячок даже вздрогнул от неожиданности и свою руку с рюмочкой вздёрнул.
Они выпили.
— Вот, вот, — не закусывая, закивал головой Шнейдер. — Я, знаете ли, не пр-риветствую некотор-рые новые начинания.
— Как?
— Нет. Я о др-ругом, — смерил подозрительным взглядом собеседника Шнейдер. — Шоколад, кстати, это тоже оттуда. Их мор-раль. Заокеанская. Союзнички, мать их!
— Да, да…
Они выпили ещё по рюмочке, потом ещё, растягивая удовольствие. |