— Да, да…

Они выпили ещё по рюмочке, потом ещё, растягивая удовольствие. Шнейдер, задумавшись, ушёл в себя, но не забывал время от времени прихлёбывать остывающий чай. Еремей Тимофеевич норовил подсовывать ему бутерброды, но тот не притрагивался, а затем вообще достал из кармана галифе великолепную коробку и закурил «герцеговину». Он разомлел от выпитого, лицо заметно изменилось, из бледного преобразившись в розовое с красными большими пятнами — давняя причуда, удивительная для него самого и окружающих, и проходившая с количеством выпитого спиртного; тогда лицо снова приобретало прежний вид, даже бледнело до синевы, когда застолье кончалось перебором. Но до этого доходило редко. С некоторых пор Яков Самуилович берёг себя, если не забывался.

Еремей Тимофеевич, наведя между тем порядок в сумке, установил её удобнее под столом, застелил скамью и накинул на плечи домашний халат, полосатый и уютный; ещё не топили, и в вагоне холодало. Шнейдер же не торопился готовиться ко сну; лениво покуривая, он только расстегнул на кителе две верхние пуговицы, наблюдая за суетящимся соседом.

— Задача у нас с вами не такая пр-ростая, как кажется на пер-рвый взгляд… — вдруг заговорил он.

— Может, мне товарища Винегретова пригласить? — тут же насторожился толстячок, сел напротив, весь внимание. — И медика заодно.

— Кого?

— Эксперта. Кротова Прокопия Сергеевича. Он не любитель железных дорог. Мне когда его для нашей проверки порекомендовали, я поинтересовался. Встретился даже лично, побеседовал для профилактики. Поездка всё же необычная, — толстячок слегка усмехнулся. — Жаловался мне, что уснуть не может от стука. Знал бы он, когда нам спать удаётся.

— Сейчас он зачем? — не разобрал его чувств Шнейдер.

— Ему интересны будут ваши наставления.

— Пустое, — Шнейдер сам разлил остатки коньяка по рюмкам, толстячок легко нагнулся к сумке и тут же на столике засияла новая такая же бутылочка.

— Не спешите? — покосился в окно Шнейдер.

— А что ж? Нам ехать да ехать.

— Вы пр-равы… А вот не выходит у меня из головы этот Ахапкин. — Шнейдер опрокинул рюмку с коньяком, затянулся папироской, не закусывая, аппетитно выдохнул ароматный дым чуть ли не в лицо толстячку, глаза закрыл и откинул голову назад. — Не вписывается он в нашу схему, а?

Но собеседник отвлёкся от разговора или, решив смолчать, безмолвствовал.

Поезд ускорял бег, вагон заметно покачивало.

— А ведь Михаил Дмитр-риевич пр-ростым майор-ром был, подумать только… — внезапно сменил тему подполковник.

— Судьба играет человеком, — поднял брови толстячок, открывая новую бутылку и наполняя ему рюмку. — Рюмин Михаил Дмитриевич — большой интеллектуал.

— Что? Интеллектуал? — изобразил недоумение Шнейдер. — Он пр-режде всего боец! Такого госбезопасности как р-раз давно не хватало.

Толстячок как-то по-особому глянул на него и опять едва заметно усмехнулся. Ему доподлинно было известно, что бывший следователь КГБ Михаил Рюмин получил внеочередное звание полковника, должность заместителя министра госбезопасности СССР и начальника следственной части после того, как написал лично И. Сталину донос, инспирированный сверху, на бывшего министра ГБ Абакумова. Тот был вскоре арестован. Но толстячок промолчал и только опустил голову:

— Вы правы. У него особый талант. Находясь посреди реки, он не испил воды.

— Что? — напряг морщины на лбу Шнейдер, с минуту изучал лицо собеседника и довольный рассмеялся.