В комнате витала энергия Смерти, которую почувствовал даже обладающий несколькими темными нитями силы Регган. До него не сразу дошло, что это было то, что осталось от Кэмела. Эта энергия помогла мне выжить, заставляя источник и лозу работать в бешенном режиме, эта же энергия позволила выжить Элли, которая носила нашего мальчика. Алекс потом сказал, что подобное, когда ребенок впервые впитывает энергию Смерти, находясь в утробе матери, чтобы помочь ей, давало надежду на то, что у нас с Элли родился Темный невиданной силы. Ну, пока мы кроме пакостей неведомой силы ничего не видим, но ему всего лишь тринадцать, так что, поживем увидим. Кинг тогда выжил, потому что коты вообще живучие создания, а пуля, которую пустил в него Джо, когда преданное животное бросилось на помощь хозяйке, не задело жизненно важных органов.

Тогда Регган связался с СБ и тут же кинулся перетаскивать нас к лифту, чтобы не терять драгоценное время, которого у нас было, мягко говоря, немного.

От перенапряжения, как морального, так и физического, у него снова открылось кровотечение… В общем, в цепкие ручки доктора Морис мы попали все четверо, включая Кинга.

Выздоравливали мы долго. Вернее, к работе мы с Регом приступили уже через неделю, но за пределы СБ нас не выпускали. Наши же супруги, попали в лазарет надолго. У Ванды, когда она увидела наши окровавленные и не подающие признаков жизни тела, случился приступ, который едва не закончился выкидышем, а не слишком стабильный источник только начавшегося формироваться ребенка, чуть не превратил в руины наше многострадальное здание. Ну а с Элли все и так понятно. Выпустила их Морис только через четыре месяца, и за эти четыре месяца они настолько озверели, сидя в четырех стенах, что от них даже преступники шарахались, если сталкивались в коридорах, по которым нашим женщинам разрешалось гулять. И этот факт совсем не улучшал их и так заоблачное настроение.

Дети родились здоровые и в срок. Мой сын Арес на два месяца позже Александры Фолт Гволхмэй.

Этот кретин Регган все же додумался припереться на роды, и я снова, как и с Дефоссе остался со сдерживающей себя из последних сил Вандой, пока ее муженек рвал на себе волосы, стоя возле стены, бледненький с трясущимися ручками, сдерживая вырвавшуюся стихию еще ничего не понимающего ребенка. Зато, когда стихия улеглась, и родильный зал привели в более-менее приличный вид, растаскивая по углам беспорядочно валяющийся инвентарь и мебель, и неонатолог протянула ему копошащийся сверток, он так уставился на нее, словно она ему бомбу протягивает.

— А мне можно? — он спросил это так робко, что даже я растерялся. Это Регган Гволхмэй?

— Ну, конечно, она же ваша, — улыбнулась ему целительница и просто сунула в руки новорожденную дочь. Мне тогда показалось, что он в обморок свалится, прижимая драгоценную ношу к груди так бережно, словно она была из тончайшего фарфора. Ребенку это, кстати, не понравилось, и Алекс замахала ручками, которые целители не пеленали, и ухватила отца за палец. И все, Гволхмэя мы на несколько дней потеряли. Он только и делал, что ходил по СБ и в стотысячный раз рассказывал всем, кого ему удавалось отловить, что его девочка такая маленькая, такая красивая, и что у нее две ручки и две ножки, и ему сразу дали ее подержать, как только она родилась. Ему, Реггану Гволхмэю дали ее подержать, а она только что родилась и у нее две ручки и две ножки, и крошечные пальчики, и она такая красивая… На третий день от него спрятался даже Эдуард, единственный, кто мог его еще в тот момент терпеть. Тогда Гволхмэй обозвал нас всех козлами, которые ничего не понимают, и ушел к президенту Смиту. Там ему больше повезло и наш президент, отец троих детей, смог разделить с новоиспеченным папашей его радость. Вопрос о том, насколько он избалует Алекс не стоял.