От всяческих
достопримечательностей, будь то музей или старинное здание,
меня тошнит, да кроме того поручение симпатичного чудака мне
казалось решительно вздорным. Но так случилось, что, бродя в
поисках писчебумажной лавки по мертвым монтизерским улицам и
кляня шпиль одного и того же длинношеего собора, выраставшего в
каждом пролете, куда ни повернешь, я был застигнут сильным
дождем, который немедленно заняялся ускорением кленового
листопада: южный октябрь держался уже на волоске.Я кинулся под
навес и очутился на ступенях музея.
Это был небольшой, из пестрых камней сложенный дом
с колоннами, с золотой надписью над фресками фронтона и с двумя
каменными скамьями на львиных лапах по бокам бронзовой двери:
одна ее половина была отворена, и за ней казалось темно по
сравнению с мерцанием ливня. Я постоял на ступеньках, которые,
несмотря на выступ крыши, постепенно становились крапчатыми, а
затем, видя, что дождь зарядил надолго, я от нечего делать
решил войти. Только я ступил на гладкие, звонкие плиты
вестибюля, как в дальнем углу громыхнул табурет, и навстречу
мне поднялся, отстраняя газету и глядя на меня поверх очков
музейный сторож, -- банальный инвалид с пустым рукавом.
Заплатив франк и стараясь не смотреть на какие-то статуи в
сенях (столь же условные и незначительные, как первый номер
цирковой программы), я вошел.
Все было как полагается: серый цвет, сон вещества,
обеспредметившаяся предметность; шкап со стертыми монетами,
лежащими на бархатных скатиках, а наверху шкапа -- две совы, --
одну звали в буквальном переводе "Великий князь", другую "Князь
средний"; покоились заслуженные минералы в открытых гробах из
пыльного картона; фотография удивленного господина с
эспаньолкой высилась над собранием странных черных шариков
различной величины, занимавших почетное место под наклонной
витриной: они чрезвычайно напоминали подмороженный навоз, и я
над ними невольно задумался, ибо никак не мог разгадать их
природу, состав и назначение. Сторож, байковыми шажками
следовавший за мной, но все остававшийся на скромном от меня
расстоянии, теперь подошел, одну руку держа за спиной, а
призрак другой в кармане, и переглатывая, судя по кадыку. "Что
это?" -- спросил я про шарики. -- "Наука еще не знает, --
отвечал он, несомненно зазубрив фразу. -- Они были найдены, --
продолжал он тем же фальшивым тоном, -- в тысяча восемьсот
девяносто пятом году муниципальным советником Лун Прадье,
кааалером почетного ордена", -- и дрожащим перстом он указал на
снимок. "Хорошо, -- сказал я, -- но кто и почему решил, что они
достойны места в музее?" "А теперь обратите внимание на этот
череп!" -- бодро крикнул старик, явно меняя тему беседы. |