Да разве он спасёт от снаряда!

Сердце колотилось не в груди, а где-то у горла. И кажется, текли слезы. Но выстрелов больше не было. Осколки мыслей… не то чтобы склеились, но начали проявлять себя.

«Неужели правда по мне? За что? Разглядели в трубу, что я плюнул на них? Бред какой!.. Из пушки по воробьям… Как в киношной песенке: «Если рядом воробей, мы наводим пушку…». Гады паршивые… Будут ещё стрелять или кончили?.. Может, началась настоящая война? Тогда почему палят по обрыву, а не по улицам?.. Что же делать?.. Сидеть до ночи или рвануть вперёд?..». Все жилки тряслись в Марко, и казалось, что камни отвечают мелкой дрожью.

Марко попытался вспомнить какую-нибудь молитву. Да он и знал-то всего две: «Отче наш» и ещё вот эту… «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою…» Её норой шептала мама — когда вспоминала отца и когда думала, что рядом никого нет… И Марко в столице шептал её, когда вспоминал маму. И в то воскресенье, когда тётя Даша уговорила сходить с ней на церковную службу, в храм на площади Трёх князей… Марко не очень-то хотелось идти, но он послушался. И, чтобы настроить себя как надо, шёл и шептал, и думал о маме… А службы не получилось. Получилась драка. Две толпы верующих заспорили, кому принадлежит храм. Имперской церкви или той, что обрела самостоятельность в НЮШе? Мелькали кулаки и раскрытые черные рты. Марко видел, как старый священник на высоких ступенях поднимал медный крест и что-то говорил. Кажется, что у храма Божьего один владетель — Иисус Христос. Так, по крайней мере, на миг послышалось Марко. Тётя Даша ухватила племянника за плечи и быстро увлекла прочь.

— Господи, что же это делается на белом свете…

Её модные серёжки перепугано качались над плечами, с ресниц текла тёмная краска. А у Марко мелькнуло: «Если даже храм не могут поделить, как поделят земли и страны?»…

«Богородица Дево, радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою…» И дальше своими словами: «Помоги вернуться домой. Потому что, если не вернусь, что будет с мамой?..»

В самом деле, что с ней будет! Эта мысль ударила сорвавшейся пружиной и была она сильнее страха за себя. Рванула Марко вперёд. Он помчался по каменным выступам, перелетая глубоченные провалы. Они как бы ухали под ним, но ухали с опозданием, когда он летел уже в другом месте. И уже не боялся!

«Ну и стреляйте, сволочи! Всё равно не попадёте! Ржавое корыто! Шакалы!..»

На полной скорости он добрался до места, где ударил первый снаряд. Взрывом выворотило в отвесе целую пещеру. Казалось, что камни горячие. Пахло окалиной и едкой кислотой. Видимо, это был запах сгоревшей взрывчатки. Обожгло ступни…

Марко не сбавил хода. И скоро оказался там, где грохнул второй разрыв. Видимо, этот снаряд был посильнее. Разворотил каменные слои не в пример первому. Целая скала отошла от родного берега пластом и торчала теперь отдельной плоской башней. Между ней и отвесом открылся проход. Он давал ощущение безопасности, пусть хотя бы минутной. Марко на всей скорости влетел в эту широченную щель. Под ногами чернела пустота, но отовсюду торчали камни, можно было ступать по ним.

Запах взрыва остался снаружи. Здесь пахло влажным ракушечником и почему-то глиной, хотя её не было видно. Впрочем, что значит «видно»? В таком-то сумраке. Лишь через минуту Марко стал различать рельеф обступивших его каменных стен. Очень синее небо светило сверху, и воздух здесь казался голубоватым. Виднелись глыбы спрессованных ракушек, черенки и окаменелые корни. Марко ступал осторожно: а то сорвётся под ногой камень и улетишь в узкую черноту.