Тем, кому новые модели «Вольво» и «Рено» не в пример интереснее всяких парусников… Но мы ведь не совсем здравомыслящие, да?
— Да! Женька говорит, что во мне «ни капли здравомыслия»…
— Старшие сестры всегда правы… Но у них своя правота, а у младших братьев своя… А под бушпритом будет фигура Прыгалки, да?
— Как ты догадался?!
— Ох как трудно догадаться…
— Ты чем-то похож на Пека, — насуплено сказал Марко. — Начнёшь ему о чем-то говорить, а он уже всё знает наперёд.
Володя не стал спорить.
— Да, в чем-то мы похожи. Резонанс в мыслях порой удивительный… Кстати, Пек обещал, что скоро займётся моей переправкой на континент…
— Жалко, что уедешь…
— Расставаться всегда жалко… Потом вспоминаешь и спохватываешься: столько вопросов, которые не успели обсудить… Знаешь что?
— Что? — почему-то встревожился Марко.
— Я сейчас тебе скажу… может быть, не очень приятную вещь, но… надо, чтобы от кого-то ты её услышал. Чтобы потом не было в жизни всяких кораблекрушений…
— Говори, — хмуро велел Марко.
— Я о клипере. И о тебе. Случается всякое. Мечтает человек о волшебных парусах, а потом приходится идти механиком на траулер или диспетчером на местную электростанцию… И тут главное знаешь что?
— Что?
— Главное, чтобы человек не терял свой корабль ни в каких обстоятельствах. Чтобы клипер всегда жил у него внутри. Тогда струны будут звучать всю жизнь.
Потом оба с минуту молчали.
Володя повозился на скамье. Морщась, потрогал плечо.
— Кажется, я чересчур пафосно высказался…
— Как по книжке, — согласился Марко.
— Ну и что?! Книжки всегда полезны. Без них какая была бы жизнь?
— Паршивая… Только я… прежде, чем податься в механики, всё же постараюсь построить клипер.
— Молодец…
— С Прыгалкой под бушпритом, — сказал Марко чуть насмешливо и упрямо.
— Молодец, — ещё раз проговорил Володя. — Дай Бог удачи… А Прыгалку-то когда принесёшь? Обещал показать…
— Скоро. Вот закончат Пиксель и Топка мастерить площадь, тогда мы и покажем. Чтобы все было в резонансе… то есть в гармонии и композиции. Это они так говорят…
Топка и Пиксель мастерили площадь старинного города не спеша и со вкусом. Не хотели торопиться, их радовал сам по себе творческий процесс. Они разогревали в тёплой воде пластилиновые бруски, потом лупили ими о доски и о собственные, похожие на печёные яблоки колени, разминали в ладонях, делили на мелки кусочки. Из кусочков они выкладывали мозаику желтовато-серых и коричневых цветов. Плавные изгибы орнамента напоминали те, что есть в альбоме про искусство Эллады. Альбом Топка и Пиксель изъяли у Икириной мамы в библиотеке на «некоторое неопределённое» время. В чем и расписались…
Площадь была квадратная, небольшая, шириной в полметра. Её окаймлял черно-оранжевый узор из квадратных загогулин в древнегреческом стиле. На одном краю был вылеплен маленький постамент, в который скульпторы собирались вмуровать пластмассовую подставку Прыгалки…
А дни шли — в солнце и запахах моря, в футбольных битвах, купанье, «огородно-садовых повинностях» и вечерних беседах у Камней или на дворе у Тарасенковых.
Пек хвастался, какую повесть он скоро напишет и как в ней «воздастся по заслугам» всем его знакомым.
— О каждом — всё по правде. |