Росс поймал ее. Вера попыталась отстраниться, но на этот раз он держал ее осторожно, а в голосе послышалась нежность.

– Извини, я не собирался орать на тебя. Ты просто не представляешь, как много ты для меня значишь. Вера, я люблю тебя больше жизни! Ты для меня все. Ты и Алек. До тебя я не жил по‑настоящему. Пока я не встретил тебя, я не знал, что такое любовь и нежность. Иногда со мной приходится нелегко, но все, наверное, потому, что я слишком тебя люблю. Понимаешь?

Вера смотрела на мужа невидящим взглядом. Сколько раз она уже слышала подобные речи… Да, он не врет. Он на самом деле любит ее… по‑своему. Но его слова давно уже на нее не действуют.

– Знаешь, как я пугаюсь, когда ты плохо себя чувствуешь? Я хочу, чтобы ты сходила к врачу. Завтра же с утра велю Люсинде записать тебя на прием к Джулсу.

Люсинда была секретаршей Росса, а Джулс Риттерман – их семейным врачом. Росс знал его с тех пор, как слушал его лекции на медицинском факультете. Вере Джулс не нравился, но сейчас от слабости она просто не в состоянии была спорить. Ей хотелось одного: лечь, заснуть.

Голова кружилась.

– Со мной все будет в порядке, – сказала она. – Все будет хорошо.

– Я хочу, чтобы ты сходила к Джулсу.

– Все будет хорошо. Наверное, я еще не пришла в себя после смены часовых поясов – после перелета из Таиланда.

– Тебя тошнит уже неделю, и приступы рвоты не прекращаются. Может, в Таиланде ты подхватила какую‑нибудь инфекцию, а если так, ее нужно лечить как можно раньше. Понимаешь?

Войдя в спальню, Вера села на край кровати, вынула линзы, поместила их в контейнер с раствором и облегченно вздохнула. Росс нависал над ней, и она насторожилась. Но буря миновала, и ее муж снова стал нежным и заботливым.

– Понимаешь? – настойчиво повторял он.

Вера задумалась. Визит к Джулсу означал новую поездку в Лондон. Кстати, у Росса через несколько недель день рождения; значит, заодно она сможет купить ему подарок.

– Ладно, – нехотя проговорила она.

– И потом, – он обнял ее и притянул к себе, – нам нужно привести тебя в порядок до операции.

8

6.05 утра, 13 мая. Через пять недель наступит самый длинный день в году – и все же погода сейчас больше соответствует февралю. В новостях сказали, что ночью в северных районах кое‑где выпал снег.

Оливер Кэбот – в тренировочном костюме, перчатках и кроссовках – отпер замок, снял цепочку с темно‑красного «сарацина» и, поеживаясь, выкатил велосипед из общей кладовой. Из‑за влажности казалось, будто холод проникает под кожу и съедает все твое природное тепло. После южной Калифорнии лондонская промозглая сырость стала для него настоящим шоком; он до сих пор не привык к здешнему климату – и вряд ли когда‑нибудь привыкнет.

Он надел шлем, сел в седло, перевел счетчик на ноль и начал крутить педали. На Портобелло‑роуд, тихой и пустой по выходным, он набрал скорость. В конце улицы он свернул влево, на Лэдброук‑Гроув.

На ветру лицо словно покрылось ледяной коркой; Оливер все быстрее нажимал на педали, надеясь согреться. Несмотря на холод, он полюбил Лондон в ранние утренние часы. Как здорово мчаться по пустынным улицам большого города! Оливеру нравилось разглядывать машины, которые моют улицы, мальчишек – разносчиков газет, молочников и случайных прохожих. Иногда у подъезда какого‑нибудь дома останавливалось такси, и оттуда выходила женщина в вечернем платье – бледная, растрепанная, сонная…

Сегодня улица казалась еще пустыннее, чем всегда. Мимо проехала пара машин; затем прогромыхало такси. Пассажира на заднем сиденье не видно – лишь смутный силуэт.