– А ну‑ка, примерь, а я посмотрю!

Вера послушно надела платье. Росс показался на пороге – голый, волосы влажные, во рту зубная щетка. Внимательно оглядел ее.

– Нет. Не годится. Слишком легкомысленно. На сегодня не пойдет.

– Может, черное из тафты от Донны Каран?

– Давай посмотрим.

Он зашел в ванную, снова вышел; на щеке в облаке пены для бритья чистая дорожка.

Вера повертелась на каблуках.

– Нет; оно больше годится для бала, а сегодня будет только ужин. – Росс решительным шагом подошел к ее платяному шкафу, защелкал плечиками, вытянул платье, бросил его на шезлонг. Потом еще одно… и еще…

– Пора будить Алека.

– Примерь‑ка вот эти. Тебе нужно выглядеть как надо – сегодняшнее мероприятие очень важно для меня.

Отвернувшись, Вера выругалась про себя. Черт бы побрал его вечные «важные мероприятия»! Тем не менее, она надела одно платье. Потом другое. Сегодня ей не нравилось ничего. Волосы сегодня лежат ужасно; спутались. А паршивая сырая погода в последние три недели смыла остатки ее загара, и кожа стала обычного цвета, что называется, «только что из могилы». Смертельная бледность. Пару лет назад подруга, Сэмми Харрисон, поддразнивала Веру, говоря: когда Вера хорошо выглядит, она похожа на Мэг Райан в худшие минуты ее жизни. А сегодня день отнюдь не хороший.

– Надо посмотреть, как оно сочетается с туфлями! – крикнул Росс, разглядывая жену в зеркало и сбривая остатки пены. – И еще сумочку.

Без десяти семь – и он смахивает с подбородка каплю крови. На кровати разложены платье, туфли, сумка, ожерелье, серьги. Алек еще спит.

– Вот теперь хорошо. Уложи волосы. – Охватил ее лицо ладонями, легко поцеловал в губы и ушел.

Жизнь – сволочная штука, думала Вера. И дело не в том, что ты умираешь; просто, сама того не замечая, становишься той, кем ты никогда не хотела быть.

В школе она любила помечтать, разглядывая фотографии и читая статьи о богатых и знаменитых в глянцевых журналах – казалось, у них есть все. Но она никогда не хотела стать одной из них, никогда не завидовала им. Ее отец, мягкий, тихий человек, который никогда не жаловался, был прикован к постели, и Вере, сколько она себя помнила, приходилось работать, чтобы помочь маме сводить концы с концами. В выходные она располагалась в гостиной на ковре и пришивала пальцы к перчаткам для местной перчаточной фабрики, где мама трудилась на полставки; с двенадцати лет каждое утро начиналось для Веры очень рано. Она выходила из дому в четверть шестого и разносила газеты.

Вера никогда не стремилась к богатству. Ей всегда хотелось только одного: любить и быть любимой – и постараться избежать серости и монотонной скуки. Она не строила амбициозных планов; все было очень просто. Вера всегда надеялась: когда у нее будут дети, она сумеет научить их уважать мир вокруг них и сделает все возможное, чтобы детство у них было счастливее, чем у нее самой; она постарается вырастить их порядочными людьми.

Сейчас ей тридцать два года, и жизнь так же далека от ее скромного начала, как и от ее мечтаний. Она замужем за состоятельным пластическим хирургом, очень серьезным человеком, который во всем стремится к совершенству. Ее муж – настоящий перфекционист. Они живут в доме, величественном до нелепости. Вера понимает, что ей надо судьбу благодарить за такую жизнь – так твердит ей мать. Но они с матерью всегда смотрели на вещи по‑разному – по крайней мере, ей так кажется.

В местную аптеку Вера решила не ходить; она поехала в Берджесс‑Хилл, близлежащий городок, где имелась большая сетевая аптека «Бутс».

Ожидая своей очереди у въезда на парковку, она смотрела на затянутое облаками небо. Оно почти физически давило на нее.