|
Всё это Антон уже знал. — Я устал… — сказал Антон. — Вон сколько песку перелопатили сегодня… — А почему не работал Гена? Он заболел? — Нет, — сказал Антон. — Он у нас знаменитость и наша надежда. Мы его бережём. — Молодцы! — похвалила бабушка. — Хотя мы в наше время ни для кого не делали исключения… И она пошла на кухню заварить чайку — она очень любила перед сном с внуком попить чайку и повспоминать что-нибудь героическое из дедушкиной жизни или что-нибудь забавное из своей. «Ну, и что из этого, что я прыгаю на один сантиметр ниже? — сумрачно думал Антон. — В конце концов, на пьедестале почета, кроме первого места, есть и второе! Что, они хотят, чтоб когда-нибудь второе место занял какой-нибудь американец?» Сегодняшний чай не доставил Антону почти никакого удовольствия. Он отставил чашку и подошёл к окну. На своём балконе Вита Левская устроила скрипичный концерт. Молдавские мелодии услаждали слух всех, кто ещё не спал. И, возможно, слух Ларионова, который, возможно, тоже ещё не спал.
6 Ветер дул с моря, уже с утра горячий, пахло мокрыми лодками, просмолёнными канатами, пахло портом и кораблями. Гена стряхнул с себя своё раздумчивое, непонятное настроение, сказал: — Ну, Гусь, давай! Давай, Гусь! Смотри, Гусь! Гена побежал, Гена оттолкнулся, Гена взлетел! — Гениально! — завопил Гусь. Гена взял ещё одну высоту. Гена летел на крыльях. — Да здравствует белая зависть! — завопил Гусь. — Я тебе белой завистью завидую! Ларионов отошёл: — Беги теперь ты! Гусь долго и забавно примерялся, с некоторым страхом глядя на планку, которая была значительно выше бабушкиного забора. — Три тридцать… — сказал Гена. — Не подкачай! Гусь прыгнул — сбил планку. Прыгнул ещё, опять сбил. — Давай, давай! — крикнул Гена. — Не раскисать! Гусь отчаянно ринулся на третью попытку. Фонтаном взлетели под ногами опилки. — Взял! — заорал Гусь, валясь на спину и дрыгая ногами. — Ещё не совсем чисто, не совсем! — сказал Гена. — Смотри! Гусь смотрел, стоя почти на четвереньках возле дорожки. Смотрел… И увидел — на заборе Лёня Толкалин и ещё какие-то личности с киноаппаратами снимали этот великолепный Генин прыжок. — Не мешайте! — завопил Гусь. — Вот проныры. Гена приземлился — он был в воздухе, как в воде дельфин. Не техника ювелирная работа! — Чего вам опять? — спросил он Лёню. — Делаем кинограмму твоих прыжков… — невозмутимо ответил Толкалин. На сегодня довольно. — И команда кинооператоров исчезла за забором. — Ну, народец! — сказал Гена. — Знаешь, старик, из тысяча восемьсот девяносто шестого года ты, пожалуй, вырос, подумай теперь о тысяча девятьсот четвёртом… об олимпийском рекорде Дворака в Сент-Луисе. — А сколько это? — перетрусил сразу же Гусь. — Три пятьдесят пять… — С трёх тридцати сразу три пятьдесят пять? — ужаснулся Юрка. — Не сразу, а постепенно… — сказал Гена. — У тебя, старик, действительно перспективные ноги… Ну, начинай… Разомнись ещё немножко… Они расстались с Гусем за стадионом. У магазина «Хозяйственные товары» Гена столкнулся с Леной. |
