А захочешь кого-нибудь полюбить, люби на здоровье. Каламбур, ха-ха. Обожай всех тварей, что к твоей персоне испытывают исключительно гастрономический интерес. Больше и некого здесь любить. Жизнь моя жестянка, а ну ее в… не-е-е, не дождется!..

Но что же делать, что мне теперь делать-то? И Эл ушел. Прыгнул. Даже он не выдержал, хотя на полном серьезе заявлял мне, что: «…только после вас, русский друг! Слово джентльмена…»

Это из-за нее. Семь тьма-светов минуло после шага Олры во вспышку, и за эти семь циклов англичанин сбрендил. Утратив ее, самым натуральным образом сошел с ума! Единственный, кто сошел с ума не от пытки соблазняющих, манящих в ад или рай сдвоенных щелчков. Вот он и стал двадцать вторым ушедшим, бросившим меня подыхать от одиночества. Верь после этого английским джентльменам на слово!

Но как же я?.. Я ведь тоже ее…

А, ч-черт!..

Да, я не прыгнул.

Я живу. Наверное, все-таки не любил ее. Просто она была очень красивая и сексапильная женщина. А женщин среди нас вообще было всего девять. Причем шесть из них в моем представлении – одно название, что женщины. Но даже ни одну из них я своей подругой, постоянной партнершей не отважился бы назвать. Не говоря уж о тех трех, которые были, по-моему, очень даже женщины… А ведь мы просуществовали не так уж мало времени здесь, все вместе, колхозом. В одном помещении, по сути, обитая. И сколько раз приходилось, лежа, сцепив зубы и скорчившись за своей занавеской, слышать, как другие… эх. А в редкие ночи, в которые мою постель наконец-то «согревала» по жребию одна из особ женского пола, становилось еще хуже. Потому что, видимо, такой уж я ненормальный. Мне, вишь ли, даже в этой нечеловеческой ситуации подавай нечто большее, чем просто секс… Натура такая, что делать.

Если уж пожелать, то самого невозможного. Любви.

А теперь и Бункер, и все, все, все, что мы соорудили-понастроили, все, что накопили для того, чтобы выжить в ЗОНЕ, – в моем единоличном распоряжении. Мы объединились, чтобы выжить, и выживали, осознав, что сила наша – в единстве. Не самый характерный для изведанной ЗОНЫ случай наверняка!

Жили. Пока не начали прыгать… Но я бы отдал все, согласился бы даже прыгнуть, клянусь! Отдал бы за одно-единственное вознаграждение!

Если ты есть, господи милостивый, и можешь как-то влиять на ЗОНУ, подари мне хоть кого-нибудь!!! Слышишь?! Или забирай мою жизнь. Сам себя я не прикончу, не дождется ЗОНА, так подстереги и ударь внезапно, в спину… На кой мне сдалась-то она, такая жизнь…

Но тебя нет, бог. Я в твою волю больше не верю. Иначе ты даровал бы мне избавление. Не позволил бы так отчаянно страдать, не подверг бы настолько изуверским пыткам… И потому твое имя я произношу с маленькой буквы.

Нет тебя.

Есть только ЗОНА. Вот в нее, проглотившую меня, я верую.

А что еще остается? Тому, кто не прыгнул?

восемь=восемь=восемь=

семь=четыре=три=пять=семь=

тринадцать=шесть=шесть=шесть…»

* * *

– Сно-ова пустыня… – протянула девушка.

– Пустыня пустыне рознь, – многозначительно заметил мужчина. – То была мертвая пустыня. А эта – живая.

– Ну да, ну да. Верблюдов я тоже вижу, – язвительным тоном отозвалась она.

Поодаль, у подножия длинного и высокого, словно песчаное цунами, бархана и впрямь обгладывало колючие кусты небольшое, с десяток особей, стадо верблюдов. Оседланные, с навьюченной поклажей, переметными сумами и прочей сбруей, и – никакой охраны.