Изменить размер шрифта - +
Оседланные, с навьюченной поклажей, переметными сумами и прочей сбруей, и – никакой охраны. Неудивительно, что это зрелище провоцировало соблазн угнать «кораблей пустыни».

– Украдем? – предложила Маленькая, озорно сверкнув глазками.

– Нет уж. Тот факт, что они тут топчутся без охраны, напрочь выбивается из нормального положения вещей. А если что-то идет не так, лучше от этого «чего-то» держаться как можно дальше, соображаешь, о чем я?

Она кивнула.

– А может…

Но девушка не успела озвучить идею.

Там, за длинным барханом, грянул хор мужских голосов, распевающих на… немецком?

Auf der Heide blüht ein kleines Blümelein

Und das heißt: Erika.

Heiß von hunderttausend kleinen Bienelein

Wird umschwärmt, Erika.

Denn ihr Herz ist voller Süßigkeit,

Zarter Duft entströmt dem Blümenkleid.

Auf der Heide blüht ein kleines Blümelein

Und das heißt: Erika[2].

– Что-о?! – вскрикнула девушка. Мужчина тотчас вскинул руки и зажал ей рот ладонью.

– Тихо, тихо, малышка… – зашептал ей в самое ушко. – Я, кажется, понял, где мы. Дойче шпрехе еще не совсем выветрился из памяти. Германские фильмы на кассетах без перевода опять же не давали забыть.

Он отпустил напарницу, пригнулся и взбежал на бархан. У вершины остановился, стараясь не шуметь, залег и преодолел последние метры по-пластунски, ползя по предательски осыпающемуся песку.

Мужские голоса продолжали дружно распевать:

А в краю родимом девушка живет,

Имя ей – Эрика.

Нет ее дороже и верней ее,

Счастлив я с Эрикой.

Только вереск свой распустит цвет —

Посылаю в песне ей привет.

Пусть скорей цветочек милый зацветет,

Жди меня, Эрика!

Стараясь не сильно высовываться, Большой выглянул из-за песчаной кромки… и обомлел. Ему в нос, в рот, в уши лезли песчинки, но мужчина не обращал на них внимания. Настолько его поглотило все, что происходило внизу.

Взору открылось вот что. Из центра круглой площадки, выкопанной и утрамбованной в песке, а по краям обложенной мешками с тем же песком, прямо в небо уставились стволами два орудия. Человеку, некогда почитывавшему справочники по военной технике времен Второй мировой войны, не составило труда определить, что это зенитка Flak-88.

Возле зенитных орудий на ящиках из-под снарядов сидели люди. Кто-то из них потягивал что-то из жестяных кружек, кто-то курил, а кто-то снаряжал патронами автоматные магазины. Облачены сидевшие были в чрезвычайно пыльную одежду, поэтому идентифицировал их Большой по валявшимся поодаль каскам. И по «репертуару» пластинки, крутившейся на патефоне, установленном сбоку от зениток.

Узрев все, что ему было необходимо, старший напарник пополз обратно.

– Что там?

– Немцы.

– Немцы?

– Да, мы, похоже, во фрагменте тысяча девятьсот сорок четвертого года.

– С чего ты взял?

– А с того, что такая одиночная огневая точка, без поддержки, тупо изолированная… Жест отчаяния. Остались прикрывать отход товарищей.

– Прямо триста спартанцев! Это же фашисты, – презрительно скривилась Маленькая.

– Ну а как же. Фашисты, демократы, коммунисты, анархисты… Все ведь люди. Разные. Свои герои у них, свои ценности, свои антигерои. Ты за этим барханом видишь фашистов, нелюдей, упырей. А я, при всей ненависти к нацизму как таковому, вижу там простых парней, которые не побоялись приближения танков Монтгомери и остались прикрывать отступление своих боевых товарищей. При этом прекрасно понимая, что задержат врагов максимум на полчаса. Но все же остались.

Быстрый переход