Убийца стоял между этажами на лестничной клетке и ждал. Прошло уже более двух часов.

«Когда же он появится, этот жирный гаденыш?»

Человек с пистолетом во внутреннем кармане пиджака поймал себя на мысли, что сегодня ему гораздо труднее ждать, чем пару дней назад у гаражей. Сначала он не мог понять, в чем дело. Ведь тогда у гаражей он томился под немилосердно палящим солнцем гораздо дольше. А здесь не прошло и двух часов, а так и подмывает плюнуть и уйти. Почему? Наконец он понял. Тогда, у гаражей, он ждал человека, который нанес ему личную обиду, а сейчас намеченная жертва ему совсем незнакома.

«Может быть, все-таки уйти? И пусть тот малахольный алкаш сам в своих проблемах разбирается. Ну ладно, положусь на судьбу: подожду ещё минут сорок пять. Не появится, уйду, значит, повезло ему. А появится — моя удача».

Решив так, убийца сразу успокоился. Определенность в подобных обстоятельствах всегда действовала на него успокаивающе, если даже он принимал явно неверное решение. Коротая время, убийца стал смотреть на трехэтажное здание дома культуры на противоположной стороне улицы. Это был чудом уцелевший островок досуга молодежи. И люди, сумевшие отстоять старый особняк для местных мальчишек и девчонок, ещё при жизни фактически поставили себе вечно бурлящий юной неуемной и веселой энергией памятник.

Темнело, и окна, одно за другим, вспыхивали светом, пока все здание не надело на себя яркий наряд для давно ожидаемого праздника.

Человек с пистолетом в кармане, забыв на миг о тягостном ожидании, стал с интересом вглядываться в этот мир беззаботного детства, в который ему уже никогда не вернуться и который здесь, на заплеванной, грязной лестничной клетке, казался ему таинственным, фантастическим, потусторонним.

В какой-то момент внимание его привлек мальчик лет четырнадцати в черных брюках, белой рубашке и галстуке-бабочке. Он стоял у пюпитра и то неистово, то медленно и плавно водил смычком по струнам маленькой скрипки.

Сюда, на лестничную клетку, из дома культуры не доносилось ни звука. Только в окнах на всех трех этажах видно было, как двигаются худенькие маленькие балерины, неумело, но старательно, как подростки из цирковой студии разучивают акробатические прыжки и жонглируют шариками, то и дело роняя их, и как открывают рты участники хора.

На какое-то мгновение убийце показалось, что маленький скрипач подчинил себе всех участников этого беззвучного действа. Словно завороженные взмахами его смычка, как оркестранты палочкой дирижера, они двигались быстрее и быстрее, синхронно, на всех трех этажах.

«Маленький скрипач и не подозревает, как велико его влияние на всех этих мальчиков и девочек из различных кружков. А вот я хорошо понимаю, что стоит мне не то что взмахнуть рукой, а пальцем пошевелить, чтобы взбудоражить десятки людей, и прольется кровь, и рухнут чьи-то надежды. Чем же я не дирижер большого оркестра человеческих судеб?»

Его безумные, исполненные гордыни мысли были прерваны стуком захлопнувшегося на первом этаже лифта. Он бросил ещё один взгляд на дом культуры. Маленький скрипач по-прежнему старательно водил по струнам смычком, но юные дарования в этом уютном доме больше не подчинялись ему, а действовали каждый сам по себе.

Однако убийце было сейчас не до художественной самодеятельности. Лифт остановился на пятом этаже, и палач сразу узнал в вышедшем из кабины свою жертву, на которую ему указали ещё дней десять назад.

«Вот и все. Жирный гаденыш приехал и потому проиграл, а выиграл я».

С этой мыслью убийца, вытащив пистолет, сбежал вниз. Человек, вставлявший ключ в замочную скважину, оглянулся на шум шагов, побледнел, увидев наставленное на него оружие, и инстинктивно поднял руку, словно защищаясь от пули. В это мгновение раздался выстрел, несчастный дернулся и стал оседать на пол.

Убийца быстро спустился с лестницы, выскочил из подъезда, пересек двор, свернул за угол и вскочил в первый подошедший троллейбус, даже не поинтересовавшись маршрутом.