Тем временем процессия медленно и чинно продвигалась к площади.
Впереди маршировали солдаты веры - полк копьеносцев в черных мундирах, на
фоне которых еще ярче сверкали металлические шлемы с шишками на острие и
топорики алебард. Сурово глядя прямо перед собой, они прошли к помосту и
выстроились внизу.
За ними шла дюжина церковных хористов, произносивших нараспев
"Мизерере"*. Далее, выдерживая некоторую дистанцию, шествовал доминиканец с
черным знаменем инквизиции; зеленый крест меж оливковой ветвью и обнаженным
мечом символизировал милосердие и справедливость. Слева от доминиканца
выступал архиепископ ордена, справа - настоятель храма Богородицы
Алькантара. Каждого из них сопровождал эскорт из трех монахов. За ними
следовал отряд третьего мирского ордена святого Доминика, далее - по двое в
ряд - члены братства святого великомученика Петра с вышитым серебряным
крестом святого Доминика на накидках. За ними - верхом и тоже по двое в
ряд - ехали человек пятьдесят знатных сеньоров Кастилии, придавая мирскую
пышность процессии. Их кони были покрыты черными бархатными попонами, сами
они были в черном, но их наряд оживлялся блеском золотых цепей и сверканием
драгоценностей. Они двигались так медленно и торжественно и восседали на
своих конях так прямо и неподвижно, что казались группой конных статуй.
______________
* "Помилуй мя, Боже", мизерере (лат.).
Толпа замерла в благоговейном молчании, слышалось лишь цоканье копыт в
такт скорбному размеренному речитативу хористов. И все звуки перекрывал
погребальный звон колокола.
Андалузское солнце сияло на прозрачных и ярких, словно голубая эмаль,
небесах. Его отражали белые стены домов, на фоне которых происходила эта
черная фантасмагория. В какой-то момент Джервасу все вокруг показалось не
только невероятным, но и нереальным. Не существовало ничего - даже его
собственного слабого изможденного тела, прислонившегося к стене. Оставалось
лишь сознание, в которое он привнес абсурдное представление о каких-то
самостоятельных сущностях воображаемой формы, свойств и телосложения. Никто
из стоявших рядом реально не существовал - все они были лишь идеями, коими
он населил собственный сон.
Но мгновенное помрачение рассудка прошло. Джерваса привело в себя
внезапное движение в толпе. Так колеблется пшеничное поле под дуновением
ветра. Справа от Джерваса женщины и мужчины - один за другим - валились на
колени. Это непрерывное движение создавало странный эффект, словно каждый в
толпе, падая на колени, тянул за собой соседа, а тот - своего.
К ним приближался некто величественный в пурпурном одеянии,
восседавший на молочно-белом муле; его алая, отороченная золотом попона
волочилась по земле. |