— На что ты намекаешь, Несси? — тихо спросил Джон.

Пожилая леди подалась вперед и без тени улыбки произнесла:

— Странные вещи стали твориться в мире с недавнего времени. В Париже мне приходилось вращаться в разных кругах. Должна вам заметить, за всей этой улыбчивой дипломатией смутно угадывается движение неких темных, но достаточно сильных течений. Кайзер Вильгельм в Германии весьма честолюбив. А здесь среди королевской семьи находится довольно глупцов, не видящих дальше собственного носа. Они продают дочерей за границу, и те становятся рабынями во дворцах. Вижу, как вы недоверчиво качаете головами. Но все вы раззявы, и нечего со мной спорить. Вы не замечаете, да и не желаете замечать, что творится вокруг, дальше своей усадьбы носа не высовываете. Когда ты в последний раз была за границей? — поинтересовалась она у Грейс.

— В прошлом году. В Риме.

— И сколько же ты там прожила? Полагаю, недели три в отеле, где прислуга большей частью состоит из немцев, половина которых шпионы.

— Пожалуйста, оставь эти разговоры, тетя Несси, — подал голос Реджинальд. — Ты просто начиталась французских бульварных романов. Сейчас модно писать о секретных службах, шпионах, наемных убийцах и мятежниках.

В комнате на некоторое время воцарилась тишина. Нарушив молчание, Несси продолжала:

— Вы начисто забыли об англо-бурской войне, хотя раненая нога Хью и «хранит» память о ней. А для чего, по-вашему, нужны военные? Реджи, зачем они тебя учат? Уж наверняка не для забавы. Тебя учат, чтобы воевать. И война уже не за горами. Лада, жадность требует удовлетворения. Турция расколота. Италия торопится поживиться, ухватить кусок пожирнее. Да, что там говорить. Она прибрала к рукам Триполи и острова. Не успел ноябрь закончиться, а Греция уже отхватила себе Крит. Всем нужна земля. Одна страна засматривается на территорию другой. Да и люди заражены той же страстью. Вспомни-ка, Хью, нашего дедушку. Он присоединил к своему участку пастбище, которым долгие годы свободно пользовались жители деревни, а еще купил ферму Хупера, чтобы зацепиться за его землю, ту самую, на которой ты живешь…

— Все это дело прошлое, тетя Несси, — заметил Чарльз. — Нынче у нас в правительстве либералы. Всем хорошо не бывает. Недовольные всегда найдутся. Изменения происходят каждый день.

— Ох уж эти либералы. Одно слово — бесхребетники.

— А тебя больше устроили бы консерваторы?

— Нет, мне их тоже не надо. У них свои грехи. Эти против любых новых веяний, потому что их интересы слишком широко и глубоко распространяются. А еще Ирландия — пороховая бочка. Консерваторам хочется силы. Они скоро ее получат, очень скоро, им ее покажут. И поделом им, отступникам. А еще этот Черчилль. Он был одним из них, и что же сейчас? Присоединился к либералам. Теперь он числится гуманистом. Последнее его дело: попытки улучшить положение в тюрьмах. Кстати, — откинув голову, Несси рассмеялась, — он хочет ввести закон, предусматривающий ужесточение наказания за кровосмешение.

— Несси, выслушай меня, — строго сказала Грейс. — Это рождественский ужин, не забывай об этом. Ты не в Гайд-парке, не на митинге на одном из французских бульваров и не где-нибудь на чердаке среди полуголодных художников.

— Что ты можешь знать о жизни полуголодных художников в Париже?

— Больше, чем ты думаешь. Вспомни, в молодости я провела там три года.

— Да-да, как я могла забыть, — нарочито серьезно закивала головой пожилая леди. — Из школы — в церковь, из церкви — домой, тебе действительно удалось повидать многое, и все же, — она хитро взглянула на Грейс, — признайся, ты никогда не меняла маршрут?

— Можешь не верить, но и такое случалось.