– Значит, – сказал Костя, – не возбуждает дело?

Петрухин хлебнул пива, ответил:

– Извини, Константин, но… ты же сам все понимаешь. Реальных зацепок нет, а если начать разбираться с делами фирмы – так это на сто лет работы: кто кому чего должен? Да кто кого на чем кинул?… У вас же наверняка сто партнеров и тыща сделок, проценты, доли, акции, рекламации, иски и еще хрен знает что… черт ногу сломит. Так? А на дискотеках, поди, еще и торговля колесами идет?

– Есть нюансы, – кивнул Зеленцов. – Но у меня вообще-то имеются кое-какие свои соображения.

– А ведь я спрашивал: у тебя есть что добавить? – сказал Купцов. – Чего ж молчал-то?

– Так ведь это только «соображения», – ответил Зеленцов. – Фактов нет.

– Тогда о чем базар? – спросил Петрухин, а Купцов сказал:

– А все же, что за соображения, Костя? Зеленцов прикурил новую сигарету от окурка, окутался дымом.

– Ежели вы не беретесь – так чего же переливать из пустого в порожнее?

– Действительно, – сказал Петрухин. Спустя еще пять минут партнеры покинули офис «Феникса». Мордатый охранник сказал им:

– До свидания. Всего доброго.

На асфальте мерцала душа Людоеда.

Глава вторая

ЭФИРНЫЙ СЛЕД

Мы ушли из этого «Феникса». Я был раздражен. Я был очень раздражен на своего партнера, инспектора Дмитрия Борисовича Петрухина. Меня раздражал запах пива в середине рабочего дня, но более всего меня раздражало раздолбайство Митькино. А если называть вещи своими именами – непрофессионализм.

На людях я ничего показывать не стал – наше, как говорится, внутрисемейное дело. Я ждал, когда мы сядем в «фердинад», и вот тогда…

– Не психуй, – сказал вдруг Димка сквозь зубы…

С чего это он взял, что я психую? Я раздражен. Вот если он сейчас задумает свистеть по своей идиотской привычке, то я все ему скажу про то, что об этом думаю… Мы сели в «фольксваген». Начинался дождь, и первые тяжелые капли застучали по крыше. Капли стучали по асфальту, по розам, и бутоны вздрагивали, как будто от окрика.

Митька выводил «фердинанда» задним ходом. Черная стеклянная дверь и золотая птица, охваченная пламенем, удалялись. Скалился охранник. Дождевые капли разбивались о стеклянный колпак, прикрывающий свечку…

– А стрелять из того окошка, – Петруха кивнул в сторону дома, из которого работал снайпер, – очень неудобно.

– Очень ценное замечание, – ответил ему я.

– Кстати, действительно ценное… если повезет, – сказал Митька.

Я промолчал. Я в тот момент еще ничего не понял и промолчал. Я все-таки был здорово раздражен… Из-за этого пива, из-за Митькиной привычки насвистывать… да еще блатняк… да еще фальшиво. Но более всего я был раздражен тем, как Митька легко отказался от соображений Зеленцова. Козе понятно, что «соображения» – они «соображения» и есть. К ним всегда нужно относиться осторожно – потерпевшие такого, бывает, наговорят – беда! Но выслушать-то человека нужно. Тем более что Константин из бывших, из наших. Звезд с неба, как сказал Митька, он никогда не хватал, но в деле худо-бедно что-то волокет. Димон, однако, пренебрег «соображениями» Зеленцова. Можно сказать, заткнул ему рот. Девять из десяти, что «соображения», не подкрепленные фактами, нам ничего не дадут.