— Он может высадить меня на автобусной остановке, — сказала жена. — Мой чемодан на веранде.

— Ну так как, Фрэнк? — спросил полицейский.

— Да можно бы, — сказал Фрэнк, снимая шляпу и надевая ее обратно. — Я-то с удовольствием. Только я не хочу ни во что впутываться.

— Нет-нет, что вы, — сказала жена. — Простите за беспокойство, но я сейчас немного… расстроена. Да, расстроена. Но когда я отсюда уеду, все сразу пройдет. Мне просто надо уехать подальше от этого ужасного места. Я только проверю для надежности, не забыла ли чего-нибудь. Чего-нибудь важного, — добавила она. Затем помедлила и сказала: — Это не так внезапно, как кажется. Все уже давно к этому шло. Мы ведь женаты много лет. Были и плохие времена, и хорошие. Всякие. Но сейчас мне настало время пожить одной. Да, настало. Вы понимаете, о чем я говорю, джентльмены?

Фрэнк снова снял шляпу и покрутил в руках, словно изучая поля. Потом опять надел ее себе на голову. Полицейский сказал:

— Такие вещи случаются. Господь знает, что никто из нас не совершенен. Мы не созданы совершенными. Если где и есть ангелы, то разве на небе.

Моя жена направилась к дому, аккуратно шагая по мокрой, лохматой траве на своих высоких каблуках. Она открыла парадную дверь и вошла внутрь. Я видел, как она движется за освещенными окнами, и мне пришла в голову одна мысль. Возможно, больше я ее никогда не увижу. Вот что мелькнуло у меня в мозгу, и это ошеломило меня.

Фермер, помощник шерифа и я стояли в ожидании, ничего не говоря. Сырой туман плыл между нами и светом от их автомобилей. Я слышал, как лошади в фургоне переступают с ноги на ногу. Думаю, всем нам было неуютно. Но я, конечно, могу отвечать только за себя. Я не знаю, что они чувствовали. Может быть, они сталкивались с подобным каждую ночь — видели, как люди расходятся. Может, помощник шерифа часто такое видел. Но Фрэнк, фермер, стоял не поднимая глаз. Он засунул руки в карманы, а потом вынул их снова. Попинал что-то в траве. Я сложил руки на груди и ждал, не зная, что будет дальше. Полицейский то выключал свой фонарь, то опять включал. Время он времени он поднимал фонарь и чиркал его лучом по туману. Одна из лошадей в фургоне заржала, а потом заржала и другая.

— В этом тумане ничего не разберешь, — сказал Фрэнк.

Я понял, что он просто хочет завязать разговор.

— Да, хуже не бывает, — сказал помощник шерифа. Потом посмотрел на меня. В этот раз он не стал светить мне в глаза, зато кое-что сказал. Он сказал: — Почему она от вас уходит? Вы ее ударили или что? Проучили маленько, а?

— Я никогда ее не бил, — сказал я. — Ни разу за все время нашего брака. Несколько раз был повод, но я этого не делал. Она сама меня однажды ударила, — сказал я.

— Ну ладно, не начинайте, — сказал помощник шерифа. — Я не хочу сегодня слушать всякую чушь. Не говорите ничего, и ничего не будет. И не надо резких движений. Даже не думайте. Сегодня здесь никаких неприятностей не будет, верно?

Помощник шерифа с Фрэнком наблюдали за мной. Я видел, что Фрэнк смущен. Он достал кисет с бумагой и принялся сворачивать сигарету.

— Да, — сказал я. — Никаких неприятностей.

Жена вышла на веранду и взяла чемодан. У меня возникло чувство, что она не только окинула все последним взглядом, но и воспользовалась возможностью привести себя в порядок — наложить новую губную помаду и т. д. Полицейский светил ей под ноги, когда она спускалась по лестнице.

— Сюда, мадам, — сказал он.