— Разберемся, товарищ майор, — кивнул Ломакин и посмотрел на трофейные наручные часы: — Через час стемнеет, пора в путь.

— Тогда добро пожаловать в подземное царство, товарищи офицеры…

Пассажиры покидали кузов полуторки, подтягивали брюки и лямки вещмешков, заправляли штанины в сапоги, забрасывали за спины трофейные автоматы. Вместе с офицерами их было десять, в каждой группе — по пять человек. «Сборная солянка» — русские, поляки. Несколько опытных разведчиков, двое бойцов — из Армии Людовой, недавно преобразованной в Войско Польское, местные подпольщики-коммунисты, прекрасно знающие город. Эти люди понимали и по-русски, и по-немецки, их специально отбирали для важной миссии. Инструктаж не занял много времени. За домами неистовствовал пулеметчик (у него определенно сдавали нервы) — это не способствовало беззаботному пребыванию на свежем воздухе. Появился невысокий худой мужчина — упомянутый пан Кыштовский, провел беседу с офицерами, пока остальные курили под развалинами. Группа двинулась в путь под присмотром отделения автоматчиков. Половину квартала задворками — люди перебирались через битые стенные конструкции, развалы мусора. Чугунная крышка колодца в глубине двора почти не выделялась. Трое автоматчиков выдвинулись дальше, залегли за перебитыми яблонями — до противника по прямой рукой подать. Пан Кыштовский ломиком поддел крышку, двое крепких мужиков оттащили ее в сторону.

— Ну, с богом, мужики! — напутствовал майор Проничев. — Не наш, конечно, метод — уповать на то, чего нет, но…

— А что, молитва лишней не будет, товарищ майор, — оскалился Каляжный. — Сами не оплошаем, и боженька не подведет… И вам счастливо оставаться, товарищ майор. Даст бог, еще свидимся…

Пан Кыштовский первым растворился в недрах подземелья. Поскрипывали скобы, вмурованные в кирпичную кладку. Ломакин дождался, пока тот спустится, переглянулся с Каляжным, глубоко вздохнул и скинул ноги в шахту…

Глава вторая

Тьма спустилась на Варшаву, когда сдвинулась крышка колодца, прикрытая жестью для маскировки. Возникла голова, затем плечи и все остальное. Смутный силуэт выскользнул из шахты, пробежал, затаился за бетонной плитой. Показался второй, примкнул к первому. Люди выбирались по одному, рассредоточивались на узком пятачке. С одной стороны возвышался забор, с другой — приземистое портовое сооружение. Невысокие деревья, городьба из плит. К ночи собрались облака, закрыли звезды. Дул ветер, и было слышно, как плещется вода. По макушкам деревьев плясали отблески пожаров. На западе что-то глухо рокотало. На востоке тоже было неспокойно — долетали раскаты, и явно не грома. В окружающем пространстве не было ни людей, ни источников шума. Люди выжидали, прислушивались. Закряхтел Ломакин, присоединяясь к польскому проводнику, который, вытянув шею, проницал пространство. К ним подполз Каляжный, пристроил автомат.

— Все, панове, вы на месте… — зашептал, коверкая русские слова, Кыштовский. — Это старая пристань, ее разбомбили… Немцы в стороне — на Шаволинской, а еще усиленные посты у мостов, но мы от мостов далеко… Здесь могут ходить отдельные патрули, а еще на воде катера — они иногда курсируют в городской черте… Подберете лодку там, внизу… — кивнул он. — Я их приметил еще вчера, есть целые посудины, и весла можно найти… Поймает патруль на воде — говорите, что вы с Засолья, оттуда плывете, вас течением снесло…

— Спасибо, товарищ, — поблагодарил Ломакин. — Ты молодец, дальше мы сами…

— Будьте осторожны, когда станете спускаться, — предупредил Кыштовский.