Пока это не слишком сильно сказывалось, но нужно было следить за тем, чтобы Никитка не бегал слишком много и вообще не перенапрягался. Но иногда его личико покрывала синеватая бледность, и он начинал быстро хватать ртом воздух… Настя обегала с ним всех врачей, сумела попасть на прием к лучшему в городе специалисту по детской кардиологии. То, что она от него услышала, было не самым страшным, но и не очень обнадеживающим.

Никите через два года необходимо было делать операцию на сердце — довольно сложную и, самое страшное, дорогую, потому что лучше всего делать ее в Германии. Какую-то сумму, конечно, смогут дать для единственного внука родители Игоря, но у них у самих денег немного. Настя уже прикидывала, что они с Игорем смогут сделать. Наверное, придется продавать квартиру и жить у родителей Игоря или у ее матери. Правда, Игорь уверял, что за два года сумеет заработать достаточную сумму. Настя сначала верила в это — просто потому, что ей хотелось верить. Но теперь, когда у мужа дела шли все хуже и денег требовалось все больше, а становилось все меньше, надежда на то, что можно будет обойтись без продажи квартиры, растаяла. Да в конце концов, не в квартире этой счастье. На улице ведь они не останутся! Поживут потеснее, так ведь многие живут, с родителями. Главное — чтобы Никита был здоров, а остальное не так уж и важно. Только вот сейчас совсем жить не на что, а ему и нормально питаться нужно, и лекарства такие дорогие…

А с деньгами действительно становилось все хуже и хуже. Относительное благополучие первых двух лет после свадьбы как-то незаметно исчезло. Прошли те времена, когда Игорь приносил домой достаточно денег. Теперь приходилось считать каждую копейку, а почему так получилось — Игорь говорить не хотел. Или отмалчивался, или говорил, что все это временные трудности, дела в магазине идут не так хорошо, как они рассчитывали, но вот они закупят новую, большую и дешевую, партию товара, и все наладится…

Но ничего так и не налаживалось, а в последнее время Настя боялась даже спрашивать у мужа, как идут его дела — Игорь так смотрел на нее, как будто она совершенно посторонняя, или зло огрызался. Но сегодняшняя его истерика уже переходила все границы — такого еще не было никогда.

Настя поцеловала сына в нежную щечку, порозовевшую после сна и мокрую от слез, ласково провела рукой по его встрепанным мягким темным волосам.

— Ты что, Никуша? Что ты плачешь?

— Мама, почему папа так кричит?

Настя незаметно для сына вздохнула. Ну как она объяснит малышу, почему так кричит его папа, когда она и сама-то этого не понимает? Да если бы и понимала, все равно ведь Никитке этого не скажешь.

— Что ты, маленький! Тебе просто показалось. Это же радио работает.

Лоб Никиты перерезала крошечная вертикальная морщинка, которая всегда появлялась, когда он напряженно над чем-то задумывался. Через несколько секунд он недоверчиво переспросил:

— Радио?

— Да, Никуша, радио. Просто я нечаянно его слишком громко включила. Вставай, маленький, пора в садик собираться. Вставай, Никита, умывайся, а я пойду тебе кашу сварю.

— А ты сегодня в садике работаешь? — с надеждой спросил Никита.

— Нет, сегодня не в садике. Но я тебя пораньше заберу, хорошо?

Сын серьезно кивнул ей, вылез из кровати и потопал в ванную, подтягивая на ходу свои пижамные штанишки с нарисованными на них слониками совершенно отцовским движением.