— У Васнецова, что ли? — уточнил «визирь».

— У него. Только что сообщили. Они подключили службу безопасности Кацнельсона, а там у меня есть свой человечек. Нет, слушай, ты представляешь — на ровном месте такой подарок!

— А нам-то что с того? — Гарик, по-видимому, не оценил стратегического решения Гуссейна.

— Как «что с того»? Они нашу работу сделали! Не в том плане, что сына Васнецова украли, я это делать и не собирался, кстати. Они контору развалили! Теперь понял? Когда в друзьях согласья нет…

— Понял, падишах, — кивнул головой Гарик. — И что теперь? Гасить по очереди будем?

— Тебе лишь бы гасить, — поморщился Гасанов. — Теперь тоньше сработаем. Этот пацан — наш козырь в любом случае. Во-первых, мы можем предложить Васнецову его отбить, а за это… Сам понимаешь. Во-вторых, мы мальчишку в любом случае у них заберем, я знаю, где его спрятали, и тогда поставим свои условия. Похитили-то его не мы! Ну и в-третьих… Эти два козла уже вне игры в любом случае. Но мы и с ними можем договориться. Тихо. Я думать буду.

Процесс «думания» занял у Гуссейна время, за которое он успел выкурить кальян.

— Значит так, Гарик. Бери десять человек и поезжай… — он назвал адрес подмосковного поселка. — Большой стрельбы не затевай, помни, что мальчишка должен быть целым и невредимым. Если не получится с первого раза, с наскока, отходи, выжди время. Его могут и другие пытаться вытащить оттуда. Васнецов, по слухам, какого-то крутого нанял ему в телохранители. Он крупно облажался и поэтому может начать войну. Войны нам не надо, может пацан пострадать. Все, вперед!

* * *

После того как Костик очнулся, он долго не мог понять, где находится. В конце концов ему удалось сконцентрировать внимание на тусклой грязной лампочке, висевшей под потолком, но стоило повернуть глаза в сторону, голову пронзала такая боль, как будто глазницы были устланы наждачной бумагой.

Парнишка лежал на матраце железной солдатской кровати. Кто-то позаботился укрыть его синим армейским одеялом, которому явно нужна была химчистка. Напротив в слабом свете лампочки виднелась дверь, выкрашенная в грязно-серый цвет.

Когда Костя более-менее пришел в себя, он смог определить, что, кроме кровати, стоявшей на бетонном полу, в комнате примерно четыре на четыре метра ничего не было. Помещение напоминало тюремную камеру, точнее, карцер — окон в нем не было, — бункер времен «холодной войны» или отсек подводной лодки. Сравнение с последним подкрепляло то обстоятельство, что из двери торчала кремальера, колесо наподобие корабельного штурвала, которое служило запором.

Вокруг царила абсолютная тишина. Костя никогда не слышал такой тишины — он рос в городе, где даже глубокой ночью можно услышать шум проезжающей машины, скрип кровати в комнате родителей, шум сливного бачка в квартире соседей. Сейчас же у Кости было такое ощущение, что кто-то всемогущий нажал на кнопку и выключил все звуки мира. Почему-то в голову пришли те страницы из «Приключений Тома Сойера», где они с Бекки оказались в пещере… Но и там, вспомнил он, был слышен стук водяных капель, падающих с потолка…

Косте стало немного легче. Он уже мог повернуть голову без боязни расплескать мозги по тощей, пахнущей плесенью подушке. Около часа — Пак учил откладывать отрезки времени на внутренних часах — он слушал тишину, единственным звуком в которой был стук его собственного сердца, работающего в форсированном режиме. И вдруг со стороны двери послышался лязг металла.