— Этот человек меня очень интересует. Очень. Но что-то я все же недодумал. — Полковник встал, подошел к окну, посмотрел на унылое здание артиллерийского училища. Потом обернулся к Бугаеву и неожиданно сказал:

— Лежнев ночью умер...

Некоторое время они молчали. Первым нарушил молчание майор:

— Когда похороны?

— Послезавтра. Только я не пойду. Не хочу увидеть Бориса в гробу...

Если уж быть откровенным до конца, то Корнилову следовало бы сказать, что он просто боялся, можно даже сказать, панически боялся похоронных церемоний. И жена, зная об этом, сказала после того, как стало известно о смерти Лежнева: «Не ходи на похороны. Пускай он останется для тебя таким, каким ты видел его последний раз. А Вере я все объясню. Она поймет. Помоги лучше оформить всю эту похоронную канитель».

23

Когда Бугаев ушел, полковник подумал: «Вот и все... Если птичка еще не улетела, можно подводить итоги. — Мысль о птичке заставила его невесело усмехнуться. — Хороша птичка! Орел-стервятник». Корнилова уже не очень интересовала поездка в Гатчину, разговор с Поляковым. «Что нового я узнаю от этого прохвоста? В лучшем случае — выслушаю покаяние, вроде того, что уже слышал от старика Капитона. Покаяние под надежным щитом срока давности. А скорее всего и покаяния не будет».

В этом зыбком деле, протянувшемся пунктиром из прошлого, — сплошные потери. Опоздания и потери. Игорь Васильевич подумал о том, что люди, с которыми ему пришлось встречаться в последние дни, совершали нелогичные поступки. Все Бабушкины, эта милая подруга Дмитрия Алексеевича... Он вспомнил доктора-коллекционера, ограбленного собственным учеником. Вот еще один чудак — кто-то обманул его, всучил вместо подлинников копии картин, а ему не хочется рушить иллюзии.

Всю дорогу до Гатчины Корнилов дремал. Медников не донимал его разговорами, ни о чем не расспрашивал. Он знал, что Игорь Васильевич был дружен с Лежневым.

В Гатчине у подъезда районной прокуратуры их ждал высокий молодой парень. Он сел в машину, представился:

— Зорий Александрович Мирзоев, следователь районной прокуратуры. — И добавил: — Поляков дома, два дня назад взял больничный лист. Со вчерашнего вечера никуда не отлучался.

— Он живет один? — спросил Медников.

— С женой. Сейчас у них гостит внучка, девочка лет двенадцати.

— Если жена и внучка дома, придется Полякова везти на допрос в прокуратуру, — сказал Медников и вопросительно посмотрел на Корнилова. Полковник пожал плечами:

— Ладно. На месте все станет ясно. — И спросил: — Зорий Александрович, вам не удалось выяснить, чем занимался Поляков прошлую неделю?

— Удалось. Он так провел эти семь дней, как будто знал, что мы начнем выяснять его алиби!

— Конечно, знал! — сказал Корнилов. — С таким прошлым дожить до семидесяти лет без пятнышка на мундире?! Голова должна быть у человека в порядке!

— Догадывался, что убийства произойдут? — с сомнением спросил Медников.

— Догадывался, что к нему могут быть вопросы.

— Притормозите, — Мирзоев тронул шофера за плечо и обернулся к Медникову: — В этом доме ваш оперативник... — Он улыбнулся. — «Шефствует» над Петром Михайловичем. Я только узнаю, все ли спокойно? А вилла Полякова за углом.

Помощник прокурора скрылся в подъезде новенького пятиэтажного дома из белого кирпича.