Когда Маршалл обнимал Мэри в предрассветные часы в печатной мастерской, весь мир сводился к таинственному равенству: мужчина + женщина = вселенная. Королей, народов, войн, просвещения больше не существовало. Не было на свете и близких, родных, друзей. Никого, кроме двух влюбленных. Исчезало даже время.

Дверь мастерской со стуком распахнулась и тут же захлопнулась. От неожиданности Мэри ударилась затылком о рукоятку валика. Эссекс Марвелл, самый странный и самый верный друг Маршалла, стоял, прислонившись спиной к дверному косяку. «Зови меня просто Эс, — сказал он, когда молодые люди познакомились. — Меня все так называют».

Юноша дышал, как загнанный зверь, его рубашка пропиталась потом, в глазах застыла тревога.

— Они здесь! — выдохнул он.

Незачем было объяснять, кто это — «они». Печатающие памфлеты Джастина рискуют лишиться ушей и приобрести клеймо на лице.

Маршалл деловито скомандовал:

— Мэри, прячься! Печатными формами и бумагой мы займемся сами.

С тревогой посмотрев на него, Мэри на мгновение заколебалась. Ей так хотелось сказать ему о своей любви. Маршалл нежно улыбнулся девушке. Он все понял.

— Эс, — Маршалл указал на стопки отпечатанных памфлетов на полке, — сложи это в мешок. Я сниму со станка печатную форму.

— Закрыть засов? — испуганно спросил Эс.

— Нет, делай, что я сказал.

Эс подбежал к стопкам готовых брошюр и принялся торопливо заталкивать их в большой холщовый мешок — в нем обычно выносили с территории университета запрещенную литературу. Маршалл ухватился за рукоятку печатного станка и потянул ее на себя до упора. Молодой человек извлек рукоятку из отверстия в верхней части червячного пресса, вставил ее в другой паз и потянул снова. Чтобы поднять форму над бумагой на новом станке, достаточно одного движения ручки. Но только не на этом — машины в университетах были старыми. Маршалл понимал: если он замешкается, в два счета окажется в тюрьме.

Времени на то, чтобы рассыпать набор и сложить шрифт в наборную кассу, уже не оставалось. Маршаллу пришлось снять печатную форму с пресса и спрятать ее. Он поднял глаза. Мэри не было видно. Эс торопливо набивал мешок брошюрами.

Маршалл изо всех сил крутил рукоятку червячного пресса, молясь о том, чтобы успеть. Еще два оборота. И тут пресс заклинило. Снаружи раздались какие-то звуки. Молодой человек нащупал лигатуры по краям печатной формы и отвинтил их.

Едва Эссекс успел сунуть мешок с памфлетами в шкаф, дверь распахнулась. На сей раз она осталась открытой, зияя, как разинутая пасть. В комнату вбежали два солдата и направили оружие на студентов. За ними следовал хорошо одетый господин знатного происхождения, в котором Маршалл узнал Джорджа Маколэя. Маршаллу не раз случалось приходить к нему по делам: он выдавал разрешения на все печатные работы и публикации в Кембридже. Маколэй был высок и болезненно худ. Его недовольно искривленный рот напоминал перевернутую букву «U», это делало его похожим на куклу-марионетку.

— Утро доброе, джентльмены, — поприветствовал их кукольный рот. Маколэй не сомневался: новый день принесет ему заслуженную славу. Об этой его уверенности свидетельствовала твердая поступь длинных ног.

— И вам доброе утро, сэр! — приветливо отозвался Маршалл.

Маколэй ответил ему настороженным взглядом. Он не любил преступников с чувством юмора. Эссекс, не обладающий хладнокровием Маршалла, прислонился к двери шкафа, в который только что затолкал мешок с памфлетами.