|
Вскоре его имя и звание стали известны решительно всем, и, так как он был из того сословия, почтить которое великий человек мог без умаления собственного достоинства, четверо друзей герцога с такой же угодливостью, какую бедняга Мальволио приписывает своей воображаемой свите, решили представить победителя пред его светлые очи. Осыпая молодого человека поздравлениями с успехом, они торжественно сопровождали его сквозь толпу зрителей, и тут ему случилось проехать или, вернее, быть проведенным мимо леди Маргарет и ее внучки. И Капитан Попки и мисс Белленден, смущенно ответившая на низкий поклон, которым приветствовал ее победитель, склонившись чуть не до луки седла, покраснели как маков цвет.
– Ты знакома с этим молодым человеком? – спросила леди Маргарет. – Да… сударыня… я его видела как‑то у дяди и… помнится, где‑то еще… – прошептала мисс Эдит Белленден. – Тут говорят, – продолжала леди Маргарет, – что этот молодой щеголь – племянник старого Милнвуда? – Сын покойного полковника Мортона из Милнвуда, который с большим мужеством командовал кавалерийским полком при Данбаре и Инверкейтинге, – заметил с высоты своего седла джентльмен, конь которого стоял бок о бок с конем леди Маргарет. – И который до этого сражался на стороне пуритан при Марстон‑муре и Филипхоу, – добавила леди Маргарет, со вздохом произнося эти роковые названия, неизменно бередившие в ней печальные воспоминания о гибели мужа. – Память вашей светлости безупречна, – сказал джентльмен, улыбаясь, – но, право, было бы лучше, если бы все это было забыто. – Но ему подобало бы помнить об этом, Гилбертсклю, – сказала в ответ леди Маргарет, – и не втираться в общество тех, у кого его имя вызывает неприятные воспоминания. – Вы забываете, моя любезная леди, – возразил ее собеседник, – что молодой человек выполняет здесь обязанности и повинности своего дяди. Было бы очень неплохо, если бы каждое поместье в округе посылало на смотр таких же отличных ребят. – Его дядя, надо полагать, такой же круглоголовый, как и его покойный отец, – заметила леди Маргарет. – Он всего‑навсего старый скряга, – сказал Гилбертсклю, – и полновесный золотой в любое время перевесит его политические воззрения; вот почему, опасаясь денежных штрафов и прочих взысканий, он и послал сюда юного джентльмена, погрешив, возможно, против своих убеждений. Ну, а юнец – тот, вероятно, на седьмом небе, что улизнул на денек из унылого старого дома в Милнвуде, где он видит лишь желчного дядю и его всесильную домоправительницу. – Не могли бы вы вспомнить, сколько людей и коней обязаны выставлять земли Милнвуд? – продолжала допрос старая леди. – Двух вооруженных всадников, – ответил Гилбертсклю. – А наша земля, – заявила леди Маргарет, с достоинством приосаниваясь в седле, – испокон веку посылала на смотры по восьми всадников, кузен Гилбертсклю, а нередко и втрое больше, и еще добровольное ополчение. Припоминаю, что его священнейшее величество король Карл, когда вкушал у меня в Тиллитудлеме завтрак, особенно подробно расспрашивал… – Карета герцога, я вижу, уже тронулась с места, – поспешил сказать Гилбертсклю, испытывая в этот момент хорошо знакомую всем друзьям старой леди тревогу, охватывавшую их всякий раз, как она заводила речь о посещении королем ее родового гнезда. – Карета герцога, я вижу, уже тронулась с места; полагаю, что и ваша милость не преминет воспользоваться своим правом покинуть вслед за герцогом этот луг. Не разрешите ли проводить вашу милость и мисс Белленден домой? Банды этих дикарей‑вигов бродят в окрестностях, и поговаривают, что они обезоруживают и бесчестят благонамеренных, проезжающих без надежной охраны. |
