Бретт целовал ее так, словно хотел утолить измучившую его жажду. Его губы были везде — у нее на лбу, на щеках, на глазах, на подбородке. Но вновь и вновь он возвращался к ее губам, проникая языком к ней в рот и ища ее язык, отчего в голове у нее словно промчался огненный вихрь. Как будто не было этих шести лет и они расстались только вчера. Только память о причиненной ему боли и страшная жажда, сжигавшая его, напоминали Бретту, как долго он не держал эту женщину в своих объятиях. Сколько же они потеряли времени, горько думал Бретт, не в силах оторваться от ее нежного рта.
Сабрина что-то удивленно бормотала, чувствуя силу его рук. Кровь закипела у нее в жилах, и она больше ничего и никого не хотела знать, кроме целовавшего ее мужчины. Даже когда ощутила властное прикосновение руки Бретта к груди, она не оттолкнула его, не желая расставаться с цепями страсти, которыми этот мужчина опутал ее. Она почувствовала, как он спустил с плеча рукав и горячей ладонью коснулся ее соска; она задрожала всем телом и лишь застонала, когда он наклонил голову и жадно втянул в рот сосок. Сабрина знала, что ни в чем не откажет ему. Ни в чем. Знала, что его власть над ней безгранична, и она все еще страстно желает его. Как бы он ни обошелся с нею. И если он даже только раз использует ее тело, все равно она с радостью примет его и постарается забыть обо всем на свете.
Шесть долгих лет она старалась забыть любимого, и потребовалось всего одно мгновение в его объятиях, чтобы Сабрина поняла, как бессовестно лгала себе все эти годы. Ее тело пылало, ей хотелось сбросить платье и отдаться ему так, как в ту далекую лунную ночь на озере. Она прижалась к нему животом и сделала бедрами движение, старое как мир. С радостью услышала она приглушенный стон, и руки Бретта легли ей на ягодицы и еще теснее прижали ее к нему.
Его губы исступленно искали ее губы, его руки не мешали ее движениям, и он сам двигался, подчиняясь ритму все сильнее захватывавшей его страсти, заставляя Сабрину вскрикивать от наслаждения.
Неожиданно раздался стук в дверь. Отпрянув от Сабрины, Бретт хрипло и раздраженно спросил:
— Ну, в чем дело?
Послышался извиняющийся голос слуги Эндрю:
— О, сэр, прошу прощения. Я не знал, что вы заняты. Я приду позже.
Бретт тронул пальцем раскрасневшиеся щеки Сабрины.
— Надеюсь, теперь вы кое-что поняли, моя радость. Если вам еще захочется меня ударить — не стесняйтесь.
С живым интересом он посмотрел, как у нее сжались кулачки, и, учтиво поклонившись, с улыбкой на губах покинул комнату.
От обиды слезы закипели у нее на глазах.
Конечно, бесполезно было прикидываться, что он ей безразличен. Мало того, она словно глина в его руках, из которой он может лепить все, что ему угодно.
Но, чем больше Сабрина уговаривала себя, тем больше понимала, что просто пытается себя обмануть. Если честно, то несмотря на гнев и на боль, которые вызывало его поведение, она страстно желает его. Любовь вернулась с новой силой и накрыла ее как волной.
Как ни странно, Бретт тоже думал о ней. Противоречивые чувства терзали его. Да, он не любил ее! Желал, но не любил. В этом он мог бы поклясться кому угодно. В библиотеке он налил себе бренди. Когда он делал ей предложение шесть лет назад, то не думал ни о каких нежных чувствах. Он же не сумасшедший, чтобы влюбиться в женщину, которая ясно дала понять, что ее волнуют только его деньги.
Даже теперь, когда прошло столько лет, он легко вспомнил боль и ярость, мучившие его, пока он несколько недель жил в Накогдочезе, мечтая, чтобы Сабрина забеременела и стала его, и в то же время желая оказаться как можно дальше от расчетливой шлюхи. Даже себе он не желал признаваться в разочаровании, которое пронзило его словно кинжалом, когда Олли принес от Сабрины отрицательный ответ. Втайне он надеялся, что случится чудо, что после его отъезда она образумится, и в ней проснутся другие чувства, кроме жадности, которые заставят ее принять его предложение, несмотря ни на что… К сожалению, этого не произошло, усмехнулся он, делая еще один глоток бренди. |