Ньеман подумал о Жуано: ведь тот собирался изучить архивы больницы. Эти карты, при всей их внешней безобидности, теперь интересовали комиссара больше всего остального. Он резко сменил тему:

– Но какое отношение имеет к этому Шернесе? Почему Жуано, выйдя от вас, поехал прямо к нему?

Директор опять смутился.

– Эдмон Шернесе очень интересовался детьми, о которых я вам говорил...

– Отчего же?

– Видите ли, Шернесе является... вернее, являлся официальным сотрудником нашей клиники. Он досконально знал все генетические нарушения наших пациентов. И, разумеется, он первый заинтересовался тем, что другие дети – двоюродные или троюродные братья наших маленьких больных – рождаются такими здоровяками. Кроме того, он вообще страстно увлекался генетикой. Он утверждал, что вся генетическая информация о человеке может быть считана с радужной оболочки его глаз. В некоторых отношениях он был весьма своеобразным врачом...

Полицейский вновь мысленно увидел человека с пигментными пятнышками на лбу. «Своеобразный» – Да, очень верное определение. Особенно если вспомнить тело Жуано, пожираемое кислотой. Он спросил:

– Вы не интересовались его профессиональным мнением в этом деле?

Шампла как‑то странно изогнулся, словно шерстяное одеяние царапало ему кожу.

– Нет... Честно говоря, я не осмелился. Вы... вам ведь незнакома подноготная нашего города. Шернесе принадлежал к университетской элите, понимаете? Он один из самых видных офтальмологов этого региона. Заслуженный профессор медицинского факультета. А я всего лишь скромный хранитель этих стен...

– Как вы думаете, Шернесе мог иметь доступ к тем документам – листкам новорожденных?

– Да.

– Вы допускаете, что он мог ознакомиться с ними даже раньше, чем вы?

– Вероятно, да.

Директор стоял, не поднимая глаз; по его багровому лицу струился пот. Ньеман настаивал:

– Считаете ли вы, что он тоже мог заметить подмену настоящих документов фальшивыми?

– Но... я не знаю! Я не понимаю цели ваших вопросов!

Ньеман замолчал. Теперь ему стала ясна подоплека этой истории: Шампла не решился изучать документы, похищенные Этьеном Кайлуа, из страха обнаружить какую‑нибудь скандальную информацию о профессорах университета. О профессорах, что царили в городе и держали в руках судьбы таких людей, как он.

Комиссар встал.

– Что еще вы сказали Жуано?

– Больше ничего. Только то, что сообщил сейчас вам.

– Подумайте хорошенько.

– Но это действительно так, уверяю вас!

Ньеман вплотную подошел к врачу.

– Говорит вам что‑нибудь имя Жюдит Эро?

– Нет.

– А имя Филипп Серти?

– Так ведь звали вторую жертву?

– Вы слышали это имя раньше?

– Нет.

– Вам что‑нибудь напоминают слова «пурпурные реки»?

– Нет. Уверяю вас, я...

– Спасибо, доктор.

Ньеман поклонился ошеломленному директору и пошел к двери. Он уже ступил за порог, как вдруг остановился и бросил через плечо:

– Последний вопрос, доктор: я не видел и не слышал здесь ни одной собаки. Разве у вас их нет?

Шампла совсем растерялся:

– Co...собаки?

– Да, собаки‑поводыри для слепых.

Тот наконец понял и через силу, криво усмехнулся:

– Собаки‑поводыри бывают у слепых, живущих в одиночестве, без посторонней помощи. А наша клиника оборудована самыми современными электронными средствами слежения. И стоит нашим пациентам встретить на пути малейшее препятствие, как звуковые сигналы предупредят их об опасности и укажут верное направление.